Жизнь за ангела
Шрифт:
Я занял свое место, снял сапоги и вместе со всеми лег отдыхать.
- Стрельбы что ли будут? – спросил один из солдат.
- И стрельбы будут, и марш-броски по пять километров и все остальное, - ответил Ваня.- Полная боевая подготовка.
- И когда начинают? – спросил Михаил.
- Завтра с восьми утра, на 5 дней. Соседний батальон уже на учениях. Так что сегодня орлы отдыхайте, а завтра… Вообщем наслаждайтесь, свободой пока дают. Ваня обратился ко мне,- У вас боевая подготовка была?
- Была, правда уже давно.
- И что вы там проходили?
-
- И как оно?
- Если честно, я первый раз чуть не наделал от страха. Потом конечно привык с третьего раза, а на четвертый даже понравилось, когда парашют раскрывался. У нас один прыгать не хотел, так его силой из самолета выбрасывали. Инструктор нас спрашивал: сами будете прыгать или помочь? Тут уже никуда не денешься.
- Ясно, - засмеялся Мелешников.
- Краузе, а русский ты откуда так хорошо знаешь? – спросил Гузынин.
- У меня бабушка русская, из Одессы. Я жил у нее, когда был маленький, она меня научила.
- Значит правда? Ваня нам рассказывал, что-то об этом, – сказал один из ребят.
– Дед у меня поляк, а отец немец. Родился я в Штеттене, это город немецкий, на границе с Польшей. Поэтому я три языка хорошо знаю, немецкий русский и польский.
- Полиглот прямо! – изумился Леша.
- Ничего особенного,- пожал я плечами, - просто у меня память хорошая, я же с детства учил.
- А воевать, зачем пошел? – спросил Сергей.
- В армию призвали, как всех. Меня не спрашивали. Я не хотел, отчим сдал меня в гестапо.
- За что? – изумился Михаил.
- В чем ты так провинился?- не удержался Владимир.
- За все хорошее. Мы поссорились с отчимом, он мать мою обижал, а я за нее вступился. Три дня держали, даже пить не давали. Я раз туда попал, больше не хочу. Хотя… у вас тоже не лучше, такие звери!
- Это ты про НКВД? – догадался Мелешников.
- Там тоже, хорошо уговаривать умеют, - сказал я вздохнув.
Ребята снова засмеялись.
- Это они тебя уговорили? – спросил Ваня.
- Меня чуть не расстреляли, - признался я, - я уже с жизнью простился, когда меня к стенке поставили, но дело не в этом… Я сам согласился, по собственной воле, я так решил. Обидно мне, вы за Родину погибаете, а я за что умирать должен? Только потому, что нашему фюреру так захотелось? Он много всего обещал, только нам все равно ничего не досталось бы, обманывают, как идиотов.
- Это верно, фига вам с маслом, что перепало бы,- согласился Березин.
- А если ты такой умный, - спросил Вячеслав, - что же тогда раньше не сдался?
- Не знаю. Я считал это позором, боялся, что меня расстреляют или в Сибирь отправят. Нам говорили, что русские с пленными ужасно обращаются, думал лучше погибнуть, чем в плен.
- Ха! В плен он боялся сдаться! Поднял бы ручки к верху, пощады бы попросил. Всего и делов то, - говорил Нестеренко
- Не умею я пощады просить, гордость есть у меня дурацкая, лучше умру, чем пощады
- А гранату, зачем тогда достал гаденыш? Тоже, сдохнуть хотел, смертью «героя»?
- Я гранату достал? – удивился я.
– Не помню, я даже тогда не понимал что делаю. Вы же стрелять стали, все равно бы убили.
- Он прав! Мы их всех положить уже хотели, - сказал Володя.
- Я же не мог, так на месте стоять, ждать пока меня расстреляют, как идиот. Это было бы глупо! Когда меня ранили, я первый раз так близко смерти в глаза заглянул, она даже не страшная совсем. Мы уже с задания возвращались, а тут выстрелы. Мы даже сразу понять не могли, откуда стреляют, я только увидел, как товарищи падают. Двоих вы сразу убили. Одного Кристианом звали, он совсем молодой был, всего девятнадцать. Я хоть с девчонками успел, а он даже девчонок не пробовал.
- Не повезло! – сказал Миша.
- Девственник что ли был? – спросил Костя.
- Да. Один сын у матери. Жалко мне его, я его оберегал, как мог, он со мной сдружился. Наивный был, конечно, самоуверенный…
- Ну, уж извини! – сказал Володя.
- Ладно, - вздохнул я, - Я надеюсь, что им там уж уже хорошо. Бог с ними. Когда меня ударили ножом, я только почувствовал сильную боль, потом ничего не помню… Оказался где-то сверху, подумал что живой. Вижу, внизу какое-то тело лежит, вокруг трупы немецкие, а рядом «Иваны» стоят, понять ничего не мог, - сказал Славику.
– Я даже видел как ты меня обыскивал, документы наверное искал, по карманам шукал, потом часы с меня начал снимать.
Славик вдруг побледнел.
- Ты откуда знаешь, что я часы с тебя снял?!
- Это я конечно понимаю, что может быть нужны они тебе были, мои часы, только зачем ты меня сапогами пинал? – Нестеренко едва не упал, чуть глаза из орбит не выскочили!
– Хоть бы над мертвым не издевался!
Все снова засмеялись. Ребят удивил мой рассказ, они слушали с интересом.
- Я от боли в себя пришел, глаза открыл и снова его увидел! Козья морда, с того света достал!
Ребята ржали аж до слез!
- Ты зачем ему покоя не дал, а? – спросил Нестеренко один из бойцов, - «Фрицев» еще с того света возвращаешь! Тебе что, делать нечего?
Раздался снова дружный хохот.
- До сих пор понять не могу, что это было.
- Душа его летала! – смеялись ребята.
- В рай попасть, еще не успела!
- Потом я в санчасти еще два дня, лежал, встать не мог, чуть не умер. Доктор сказал, что я крови много потерял… Тут еще этот допрос! У меня температура поднялась. Никто меня тогда не жалел, только девушка эта - Катя. Когда мне плохо было, она ухаживала за мной, с ложки кормила, как ребенка! Я не думал, что такие девушки есть как она, добрые. За такую девчонку… жизнь готов отдать. Я же тоже человек, сам Катюшу теперь никому в обиду не дам, клянусь! Честное слово, любого убью, кто ее тронет, на части порву! – сказал я это абсолютно искренне.