Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. В двух томах
Шрифт:
Правда, была ещё одна, альтернативная версия посвящения, касающаяся того, что, возможно, поэт обращается к другому своему близкому товарищу — Алексею Ганину, убеждённому антисемиту и автору скандального манифеста «Мир и свободный труд — народам», где главными врагами русского народа объявляются «большевистские жиды-комиссары», главе «Ордена русских фашистов» — организации, которая была придумана ОГПУ для фабрикации очередного уголовного дела по экстремистской статье.
По окончании следствия секретарь Президиума ВЦИК СССР А. С. Енукидзе 27 марта 1925 года докладывал: «Находя, что в силу некоторых обстоятельств передать дело для гласного разбирательства в суд невозможно, — полагал бы: Войти с ходатайством
За несколько месяцев до своей гибели Алексей Ганин написал:
Гонимый совестью незримой За чью-то скорбь и тайный грех, К тебе пришёл я, край родимый, Чтоб полюбить, прощая всех.Спасти страдающего хроническим алкоголизмом Сергея Есенина попытался полпред СССР во Франции
Х. Г. Раковский — бывший председатель СНК и народный комиссар иностранных дел Украинской республики в 1919–1923 годах. 25 октября 1925 года Христиан Георгиевич специально обращался к Ф. Э. Дзержинскому с письмом:
«Дорогой Феликс Эдмундович! Прошу Вас оказать нам содействие — Веронскому и мне, — чтобы спасти жизнь известного поэта Есенина — несомненно самого талантливого в нашем Союзе. Он находится в очень развитой стадии туберкулёза (захвачены и оба лёгкие, температура по вечерам и пр.). Найти, куда его послать на лечение, нетрудно. Ему уже предоставлено было место в Надеждинском санаториуме под Москвой, но несчастье в том, что он, к несчастью его хулиганского характера и пьянства, не поддаётся никакому врачебному воздействию. Мы решили, что единственное ещё остаётся средство заставить его лечиться — это Вы. Пригласите его к себе, проворите хорошо и отправьте вместе с ним в санаториум товарища из ГПУ, который не давал бы ему пьянствовать… Жаль парня, жаль его таланта, молодости…»
На копии письма есть резолюция — поручение председателя ОГПУ своему секретарю, помощнику управляющего делами ВЧК — ОГПУ В. Д. Гереону: «т. Гереону. М. б., Вы могли бы заняться?» Майор госбезопасности Гереон поручение не выполнил — по докладам оперативники не смогли разыскать Есенина.
Внешне Владимир Маяковский довольно спокойно реагировал на трагическое известие, отозвался о смерти Сергея Есенина весьма неоднозначной эпитафией [81] :
Лучше уж от водки умереть чем от скуки! Не откроют нам причин потери ни петля, ни ножик перочинный. Может, окажись чернила в «Англетере», вены резать не было б причины. Подражатели обрадовались бис! Над собой чуть не взвод расправу учинил. Почему же увеличивать число самоубийств? Лучше увеличь изготовление чернил! (…) Для веселия планета наша мало оборудована Надо вырвать радость у грядущих дней. В этой жизни помереть не трудно. Сделать жизнь значительно трудней. [1.59]81
Некоторые
Это стихотворение, борясь против «есенинщины», Владимир Владимирович будет читать практически на каждой своей встрече с читателями, в том числе и на последней — в Плехановском институте.
Однако немного позднее он напишет о трагически погибшем товарище действительно проникновенные строки, наполненные глубоким чувством личной утраты:
Вы ушли, Как говорится, в мир иной. Пустота… Летите, в звёзды врезываясь. Ни тебе аванса, Ни пивной. Трезвость… [1. 157].Подробный анализ этого стихотворения есть в программной статье В. В. Маяковского «Как делать стихи?», в которой он писал: «Вырванное из сложной социальной и психологической обстановки самоубийство… угнетает фальшивостью» (Маяковский В. В. Полн. собр. соч. Т. 13).
При всех различиях в жизненных подходах, самом стиле и ритме существования он не мог не соизмерять с собой этот последний есенинский публичный выход к рампе. Хотя такие настроения очевидно были у него ещё в 1915 году, например в поэме «Флейта-позвоночник»:
Все чаще думаю — не поставить ли лучше точку пули в своем конце. Сегодня я на всякий случай даю прощальный концерт.Маяковский видел, как тысячи людей прощаются со своим кумиром — трагедия искренняя, в чём-то даже истеричная. Были ещё одни похороны, которые Маяковский, по всей видимости, тоже «примерил для себя», — они состоялись в ноябре 1922 года в Париже. Поэт участвовал в многолюдной траурной процессии, когда Франция прощалась с Марселем Прустом.
Могила Есенина на Ваганьковском кладбище становится местом поклонения, добровольный уход из жизни среди некоторых эксцентричных поклонников «московского, озорного гуляки» становится чем-то вроде обязательного ритуала. 3 декабря 1926 года здесь застрелилась из короткоствольного револьвера типа «бульдог» ЕА. Бениславская — сотрудница Московской ВЧК, в последние годы работавшая литературным агентом и секретарём Есенина. Галина оставила предсмертную записку, написанную на папиросной коробке: «Самоубилась здесь, хотя и знаю, что после этого ещё больше собак будут вешать на Есенина… Но и ему, и мне это всё равно. В этой могиле для меня всё самое дорогое…»
Впрочем, развития массовый культ большого русского поэта не получит — совсем скоро его стихотворения, как «упаднические» и «идеологически вредные», печатать перестанут.
Поэт Андрей Соболь
7 июня 1926 года у памятника «тоскующему» Пушкину [82] на Тверском бульваре застрелился секретарь правления Всесоюзного союза писателей Андрей (Израиль Моисеевич) Соболь — автор популярной биографической повести «Салон-вагон», где её главный герой, в прошлом революционер и политкаторжанин, а ныне комиссар Временного правительства не может пережить того, как долгожданная революция на его глазах превращается в кровавый кошмар.
82
Имеется в виду стихотворение В. Кириллова:
Был вечер как вечер. Кричали моторы И звёзды свершали свой древний поход. Шли люди. Смеялись. Вели разговоры. Был месяц Июнь. Девятнадцатый год. Дома, как зеваки, затёртые давкой, Столпились, дав выход горбатой Тверской, У пыльного ж сквера, где чахлая травка, — Тоскующий Пушкин поник головой…