Жизнь за жильё
Шрифт:
— Иннокентий Константинович, да мы с вами ещё не познали всю горечь жизни, не испили чашу сию до дна и не иссушили себя светом истины!
Кеша встрепенулся:
— Это вы ап чём изволите сейчас так витиевато выражаться?
— Кеша, а вот когда ты сам осознал, что всё, обратной дороги нет, и нет для тебя жизни без бутылки?
Собутыльник заулыбался и налил себе воды из чайника:
— Коллега, да вы хотите услышать лекцию о том, как я дошёл до ручки, вернее — до бутылки?
— Хотелось бы услышать, друг, что же именно толкнуло тебя в нежные объятия запойной жизни?
Иннокентий залпом выпил
— До завода «Красный треугольник» работал я дозиметристом в городе Сосновый Бор на Ленинградской атомной электростанции. Иван, слышал о такой специальности?
— Краем уха только. Вроде на кораблях есть и атомных подводных лодках.
— Атомная электростанция — это тебе та же самая атомная подводная лодка, только большая и стоит постоянно на одном месте. А дозиметрист, скажу я тебе, как сугубо гражданскому человеку, профессия рисковая и опасная, почти как лётчик-испытатель.
— С чего это вдруг, Иннокентий? Атом же у нас мирный.
— А потому, товарищ, что дозиметрист каждый рабочий день получает для контроля радиационной обстановки определённую норму шила. Это спирт, по-нашему. Вот с этого самого шила у меня всё и началось. И друзья на предприятии у дозиметриста есть всегда! — Сосед замолчал, сделал паузу и продолжил: — Иван, как там у Высоцкого: «А там друзья. Ведь я же, Зин, не пью один…» И попал я в круговерть хмельных пороков прочно и навсегда. Пришлось уволиться по собственному желанию. А дальше уже не смог вырваться из этой паутины. Так и затянуло, Ваня.
— Да уж, Кеша, получается у тебя профессиональное заболевание? Пострадал, так сказать, на работе.
— Не говори. Иван, а тебя как бросило в жизнь запойную?
Иван Рудольфович задумался, посмотрел на коллегу алкоголика и начал делиться воспоминаниями:
— А я, товарищ, практически всю свою сознательную жизнь проработал на оборонку, в одном почтовом ящике. Не пил. От слова — совсем. После того как наш НИИ под кодовым названием «Поиск» закрыли окончательно и бесповоротно, подруга мамы устроила меня по большому блату в свой магазин рубщиком мяса. Она там винным отделом заведовала. Магазин был большой, а мясной отдел — самый центр, вокруг которого крутились интересы всех продавцов. Второй центр притяжения — это винно-водочный отдел. Про интересы руководства я интеллигентно промолчу… — Бывший мясник многозначительно посмотрел на бывшего дозиметриста, который согласно кивнул. Иван продолжил: — Весил я в те былинные времена намного больше, чем сейчас, и силушки у меня хватало. И был у меня наставник татарин Равиль, который не только рассказывал о тайнах своей профессии, но и с готовностью взялся учить меня ремеслу. Так вот, этот мастер меня многому научил, и оказалось, что силы и точности для рубки мяса совершенно не достаточно. Главное в этом деле — резкость. Иннокентий, а ты знаешь, сколько всего существует схем разруба мясной туши?
— Откуда мне знать тонкости мясницкой профессии?
— В основном три схемы разруба: смоленская, ростовская и московская. Помнишь, Кеша, красивую схему разруба, висевшую в советские годы в каждом мясном отделе?
Слушатель наморщил лоб и снова согласно кивнул.
— Так вот, это схема смоленского разруба. А в нашем магазине практиковался московский разруб. Ибо, для работников универсама московский разруб был
— Иван, мы с вами отвлеклись, однако, от темы алкоголя и перешли на тему мяса.
— Виноват. Увлёкся приятными воспоминаниями. А дальше всё было, почти как у тебя. Я начал потихоньку пить, у меня возникли новые друзья, а в винном отделе появились такие экзотические напитки, как «Наполеон» и «Амаретто». Я рубил нужные куски нужным людям, а люди эти благодарили меня от всех щедрот своей души. Не было ни одного дня, чтобы я не выпил с кем-нибудь из своих благодетелей. Но только в конце смены. А в выходные уже оттягивался по полной программе. Сил хватало, руки не подводили, мясо рубилось.
Бывший мясник налил себе минералки, залпом выпил и продолжил:
— Мамина подруга проворовалась в своём отделе и её втихую сбагрили с магазина. Вслед за ней и меня. Жить дальше без эксклюзивного мяса я мог, а вот без алкоголя уже было никак. Вот и втянулся.
Бывший дозиметрист тоже маханул тёплой водички под названием «Нарзан» и посмотрел на товарища:
— Так, Ваня, выходит, и ты тоже погорел на работе?
— Выходит так, Кеша.
— За это надо выпить!
— Я пас.
— А я всё же ещё полтишок на грудь приму и на боковую.
— Дело хозяйское, я попробую пока потерпеть. И у меня ещё один вопрос к тебе имеется.
— Слушаю очень внимательно.
— Вопрос может показаться странным.
— Иван, не томи. Меня ждёт благородный напиток.
— Иннокентий, а ты в вещие сны веришь?
— Отвечу честно — скорее, нет, чем да. Хотя нам с братом сестра рассказывала, что мы родом из колдунов. Серьёзно… Ушлая сестрёнка старше нас была и хорошо помнила бабулю. Рассказывала — бабка-то наша потомственной колдуньей была. Да, дела… Ваня, а я всё же выпью.
— А я пропущу и про твоих таинственных предков внимательно послушаю.
Иннокентий маханул долгожданный полтинничек, успокоился, получил благодарного слушателя и продолжил:
— Расскажу, что от сестрицы слышал. Хотя наш дед был сам из русских, родом из деревни Алёховщина, с низовьев реки под названием Паша. Кстати, недалеко отсюда. Слышал про эту речку, Ваня?
— Учил я географию в школе. Река Паша протекает по Ленинградской области и впадает в Ладогу.
— Так вот дедуля наш в жёны взял девушку из вепсов, которых раньше чудью называли.
— Тоже знакома эта народность.
— Так сестра и рассказывала, что эта красавица околдовала нашего геройского деда.
— Почему геройского?
— Погиб наш дед смертью храбрых в апреле сорок пятого при освобождении Вены.
— А мой в сорок третьем без вести пропал.
— Иван, за наших дедов надо выпить стоя.
— Подожди, Иннокентий. Не так быстро. Про бабушку дослушаю. И чем же она таким колдовским занималась?
— Да особо ничем. Договаривалась с лесными духами на крыльце своего дома или на перекрёстках дорог на пастьбу скота, делала особые обереги от нечистой силы и людей лечила разными травами.