Жизнь замечательных людей по дзэну
Шрифт:
— Иван Федорович, – Петр Первый подозвал дьяка безбородого, как жареный соловей. — Распорядись, чтобы девке выдали штаны из холстины, а то от ихних панталонов нет толку: ни греют, ни от комаров не спасают – только и подтягивают их дамы на дорогах, что создает препятствие торжественному Царскому выезду.
Дзэн!
НЕЛЕПОСТЬ
Изобретатель Иван Петрович Кулибин часто летал на Луну на ракете – цилиндр, а из зада цилиндра адское пламя
Императрица Екатерина Вторая в день майского равноденствия пригласила Ивана Петровича на ужин, много любезничала, отчего Иван Петрович к концу ужина ощутил полное довольство, но затем, после дзэна укорила изобретателя.
— Иван Петрович! Не высокомерие ли это, когда вы на ракете летите на Луну на потеху иностранным Принцам.
Принцы выглядят нелепо, а вы залезаете в цилиндр, затем в нем летите – еще нелепее выглядите, чем Принцы заморские.
Посмотрите, что за картины камергеры и каптенармусы с вас рисовали, словно бесов в себе разводят. – Императрица показала пергаменты с рисунками затейливыми.
На рисунках Иван Петрович Кулибин с карикатурно большим носом и в нелепых башмаках взбирается по лестничке в ракету, а потом также нелепо выглядывает в окошко.
— Не видел себя со стороны в ракете, — изобретатель Иван Петрович Кулибин подцепил на вилочку рыжик и задумался над судьбой Российских механиков и продажных девиц: — Истинно, истинно говорите, матушка.
Нелепо выгляжу! Ох, не по дзэну это, не по дзэну!
С тех пор механик изобретатель Иван Петрович Кулибин на ракете не летал.
СЛУЧАЙНОЕ
Гусар Иван Васильевич Шереметьев долго искал подходы к несравненной княгине Ольге Павловне.
Но Ольга Павловна замужем за Государственным человеком Семеном Михайловичем Ломоносовым, поэтому назойливость гусара отвергала с легкой игрой.
Под Ильин День Семен Михайлович Ломоносов перекушал грибочков со столовым хлебным вином и испустил дух от старости, потому что превосходил жену на пятьдесят лет.
Похороны проходили на Новодевичьем кладбище, с величайшей помпезностью, как при чествовании Римского Императора.
Ольга Павловна в изумительнейшем платье и мантильке производила фурор среди любопытных гусар, словно танцевала канкан в ресторане «Париж».
Возле гроба к Ольге Павловне подкрался гусар Иван Васильевич Шереметьев и шепнул в розовое ушко, как в трубу:
— Сударыня! После похорон приглашаю вас в отдельный нумер в ресторации «Париж».
Не пожалеете, будет весело и балет препакостный.
— Позвольте, Иван Васильевич Шереметьев, но у меня же траур! Как вы смеете? – Ольга Павловна в величайшем негодовании ударила черным веером по руке гусара, словно пыль выбивала.
— Ах, сударыня! Все случайное: жизнь — случайна, смерть – случайна, ресторация
Поступайте, как вам дзэн подскажет.
А пока не отвлекайтесь, смотрите, созерцайте по дзэну погребение мужа.
Вечером того же дня Ольга Павловна по дзэну хохотала над потешными балеронами в ресторации «Париж».
МАТЕРИНСТВО
Английский посол Джон Смит прибыл с официальным визитом в столицу России Санкт-Петербург, похожий на Снежную Бабу.
После знакомства с культурными достопримечательностями столицы и ужина в Зимнем Дворце Джон Смит отправился по некультурным достопримечательностями: домам художественного творчества имени Сонечки Мармеладовой.
На Невском проспекте Джон Смит нечаянно наступил своей изящной туфелькой с бантом и серебряной пряжкой на ногу в скрипучем сапоге купца Калашникова Ильи Григорьевича, как в душу русской старухе плюнул.
Купец Калашников гулял широко – кутил, хохотал, потешался, покупал баранки и ожерельями вешал на шеи девиц.
Джон Смит извинился за причиненное неудобство и намеревался уже прошмыгнуть в дом с красным фонарем, но купец Калашников широким жестом шлагбаума остановил его, как паровоз.
— Что же, сударь, пожалуй, полагаешь, что обувка ваша англицкая лучше наших сапог говнодавов?
— Знамо лучше, – английский посол изъяснялся на чистом русском языке, потому что три года изучал язык на Симбирской каторге, где по культурному обмену работал старшим надзирателем. – Ваш, извольте, сапог неизящен, а моя туфелька модная, хоть сейчас с визитом к любому Королю в этих волшебных туфельках.
— Во как, востроногий, переиграл ты меня! — купец Калашников подмигнул гуляй-компании.
Возле спорщиков собиралась толпа, как мыши стягиваются к амбару с зерном. – Ты скажи еще, что ученей меня, грешного.
— Я ученей, чем вы, потому что я – джентльмен, а вы торгового сословия, как гиря.
— Браво, англичанин, и в учении ты лучше меня! – купец Калашников, словно напуганный дворовый пес, качал головой: — Но мой дзэн получше вашего-с?
— Дзэн ваш под стать вам, поэтому мой дзэн лучше, – Джон Смит вошел в азарт, даже ножкой притопнул от нетерпения осадить бородатого купца-наглеца.
— Фу, черт рогатый! – Илья Григорьевич почесал бороду, затем почесал за ухом, словно приглашал блох на спектакль. – Снова ты лучше, английская твоя душа.
— Но из меня мать лучше, чем из тебя, так что не спорь в бреду.
— Мать из меня лучше, потому что вы – грубый купец, а я – женственный!
Я – лучшая мать! – английский посол вскричал в победном восторге – так лорд Байрон кричал с галерки, что он в искусстве.
Наступила тишина, словно в Булонском лесу после урагана.