Жизнь замечательных людей по дзэну
Шрифт:
— По сусекам поскреби, Иван Павлович, собери медяков – раздам нуждающимся крестьянам, а то у них дырки на задницах. – Екатерина Вторая приказала казначею, зевнула и прикрепила парик к голове, как корону Российской Империи. – Я – матушка моего народа, щедрая и справедливая.
Уши, уши не затыкай, когда с тобой Императрица разговаривает – одаривает золотыми словами.
Иван Павлович руки от ушей убрал, но медяки не собирал, а сказал супротив госпожи:
— Их бин, матушка!
Крестьяне твои живут
Не обессудьте, лучше медяки мне отдайте на благие дела по переустройству моего прохудившегося загородного имения.
— Потерял рассудок и помешался, дерзновенный! – Императрица укорила Ивана Павловича и вышла из кареты, как в сноп с золотыми зернами прыгнула.
Налетели на Императрицу крестьяне и дети крестьянские: в золото и парчу разодетые, в собольих накидках и горностаевых мантиях.
Сапоги у всех дорогущие, на руках перстни с драгоценными камнями – немерено, как в казне.
Телеги крестьянские из золота, а ведра в колодцах из серебра.
Императрица Екатерина Вторая подивилась весьма, словно на небо в Рай живая пришла, вскочила в карету, послала устное благословение крестьянам и прошептала хихикающему Ивану Павловичу:
— Истинное изобилие! Дзэн! – Екатерина Вторая стукнула перстнем в лоб Ивана Павловича, чтобы журьба из глаз его – вон!
Не слышала и не видела матушка, как крестьяне в золотых цепях и яловых новых сапогах бежали за каретой, падали на дорогу, мощеную мрамором, воздевали руки к небу и вопили дурными голосами паралитиков:
— Не надо нам изобилия злата, матушка!
Исти, исти хотим!
На что нам золото и каменья драгоценные, если нетути хлебушка!
С голоду пухнем в шелках!
На брюхе шелк, а в брюхе – щелк!
Изобилия хлебушка нет! Дзэн!
ПРИСТАЛЬНОЕ
На Новогоднем балу Наташа Ростова, ах, как хороша, свежа – бутончик в панталончиках!
Графиня Ростова танцует, а муж её граф Безухов с князьями беседы политические ведет, словно пьет водку стаканами.
На одинокую танцующую Наташу Ростову внимательно смотрит поручик Голицын, закручивает ус, сверкает глазищами – по три рубля за фунт глаза черные идут на ярмарке.
Графиня конфузится, поправляет оборочки, натягивает бальное платье, веером грудное место прикрывает, чтобы охальник Голицын не взирал с животной страстью.
— Так-с, – Наташа Ростова не выдержала и после мазурки, которую танцевала одна одинёшенька подошла к поручику Голицыну, надула губки и игриво стукнула поручика веером по правой щеке: — Милостивый государь! Объяснитесь!
Почему вы меня конфузите пристальным взглядом, от которого я честь замужней жены теряю?
Охальник!
—
Вы танцуйте, танцуйте, я пристально не на вас смотрю, а на ваши прелести, ваши движения и ягодицы!
Вас, как личность вниманием не оскорбляю.
Нет мне дела до вас, а ваши прелести – они живут своей, отдельной жизнью, как платье отдыхает в шкафу.
Поручик Голицын алчно зыркнул графине Ростовой в разрез бального платья, словно высматривал щуку в проруби.
Графиня отбежала на середину залы, танцевала снова одна, но уже не конфузилась под взглядами поручика Голицына:
«Не на душу мою пристально смотрит, а на телеса!
Честь замужней жены не запятнана! Дзэн!»
ПОЧТИТЕЛЬНОСТЬ
Статскому советнику Евгению Петровичу Карнаухову в трактире попала в горло гусиная кость и стала поперек, как баба домой пьяного мужа не пускает.
Евгений Петрович закашлялся, покраснел, затем позеленел и посинел, словно гусь протухший на печи.
Он стучал пальцами по столу, хрипел, вращал очами дико, будто разбойник на опушке леса.
Вокруг собралась толпа холопов, послали за доктором, но никто не решался кость вытаскивать из горла статского советника.
— Поймите, сударь, – кабатчик приложил руки к груди, со страхом и подобострастием смотрел на хрипящего статского советника. – Мы с почтением относимся к знатным особам, поэтому не лезем грязными мужицкими руками в горло господам – не сортир ваша глотка, а – храм Государственных дел.
Ежели бы мужик подавился костью, или баба, то мигом бы кость вытащили, даже не запылились.
Но к вам с почтением относимся, потому что дзэн почтения!
Вы же нас потом укорите и засудите, если мы пальцами неблагородными вам в глотку залезем за костью.
Ваши начальники пожурят вас за сношения с низшим сословием, словно вы купили дешевую девушку на ярмарке.
Кабатчик почтительно кланялся, а статский советник Евгений Петрович Карнаухов задыхался кровью и сучил ногами – так сучит сурок на весенних играх.
Народ качал головами в знак согласия со словами кабатчика – кабатчику не перечат, потому что – не нальет спорщикам.
Через час прибежал запыхавшийся доктор Антон Сергеевич Плеханов в бекеше, раскрасневшийся на морозе, свежий и значительный, как Исаакиевский собор.
Пенсне-с доктора запотели в жаркой избе, и доктор их долго протирал замшевой тряпочкой, словно любимую кобылу вычищал.
Наконец доктор Антон Сергеевич Плеханов взглянул на пациента, затем скрестил руки на груди, воздел очки к закопченному потолку и пропел красивым семинаристским голосом: