Жизненная Сила. Мастер-ключ
Шрифт:
Мы вышли во двор, и учитель сказал:
– Остановишься у меня. Сейчас мне пора работать, а ты обживайся, осмотри окрестности, если хочешь. Увидимся позже.
Затем он велел одному из молодых монахов проводить меня в его келью.
Комната мастера располагалась в одном из зданий, образующих внешнюю стену монастыря, как раз напротив главного храма. Помещение оказалось ни большим, ни маленьким. У противоположных стен стояли две узкие кровати, завешенные сетками от комаров. В келье было одно небольшое окно; на деревянном столике стояли керосиновая лампа и несколько свечей. Я снял рюкзак и бросил его на один
– Распорядок дня у нас простой и неизменный, – разъяснил монах, прежде чем удалиться, – трижды в день мы молимся и поем мантры, работаем в две смены, принимаем пищу один раз в середине дня.
Я начал жить по монастырскому распорядку. На следующий день после утренней молитвы, еще затемно, Сяо Яо вывел меня за пределы обители. Двадцать минут мы шли сквозь предрассветный туман в задумчивом молчании. Тропа, сужаясь, вела нас вдоль глубокого ущелья, затем стала шире – там на земле уже кое-где пробивалась трава. Мы остановились возле сосны, пустившей корни у самого края крутого обрыва; ее сучья тянулись в пустоту, нависая над пропастью. Вершины соседних гор отсюда казались небесными островами в бурлящем, клубящемся море тумана, и их вид внушал благоговение.
– Я занимаюсь цигун почти ежедневно на рассвете, – сказал мастер. – У гор энергия ци могущественна, а вместе с тем тиха и безмятежна.
Мы выполнили комплекс упражнений под названием «Четыре Золотых Колеса», затем медитировали под деревом, созерцая величие небес. Так в отрешенности от всего земного прошло два часа.
– Цзихуэй, посмотри! – наконец окликнул меня Сяо Яо.
Солнце уже взошло, и его теплые лучи разогнали утренний туман. Над кроной сосны, словно мост между небом и землей, висела двойная радуга.
– Эта радуга появляется чуть ли не каждое утро, – лицо учителя было озарено золотым солнечным светом.
Мы стали практиковать цигун возле «радужного дерева» ежедневно. После нашего утреннего занятия у мастера, как правило, начинался рабочий день, и он возвращался к исполнению своих многочисленных обязанностей в монастырском хозяйстве. Я же в основном помогал монахам на стройке. Но иногда учитель велел мне читать старинные манускрипты, что хранились в большом деревянном ящике в тесной читальне. Возраст некоторых насчитывал сотни лет. Я с изумлением обнаружил, что многие древние авторы описывали практики, которым меня учил Сяо Яо. Очевидно, эти же свитки читали и мастер, и его учителя, когда были в моем возрасте, – помня об этом, я изучал рукописи с огромным вниманием.
И всякий раз, когда в монастырь приходил житель деревни с просьбой об исцелении, учитель посылал за мной. Чем бы я ни был занят, я всё бросал и бежал в келью возле главного храма, где садился подле наставника и помогал ему во врачевании точно так же, как прежде в котельной.
Если же выдавалось время, свободное от работы, чтения и помощи учителю, я бродил по окрестным горным тропам и купался в бурных ручьях. Так неспешно тянулось лето, и я все больше привыкал к приятной простоте монашеской жизни. Когда пришло время возвращаться домой, мне было жаль покидать умиротворенный храм Цзюи, чтобы снова очутиться на оживленных улицах Сянтаня.
Глава 3
Сто дней света и тьмы
Следующим летом я снова
Я был взволнован словами учителя. До вечера моя энергия была на подъеме, и ночью я долго не мог заснуть. Следующий день начался как обычно. Мы с учителем занимались цигун у «радужного дерева». После завтрака я отправился в храм медитировать возле Золотого Будды, но сосредоточиться так и не смог. Беспокойные мысли осаждали меня. Сто дней без еды? Сто дней в темноте? Готов ли я к этому испытанию? Чем больше я думал о Бигуань, тем больше нарастало мое воодушевление, но вместе с ним и тревога.
Наконец кто-то из монахов похлопал меня по плечу:
– Сифу ждет тебя в своей келье.
Я пересек двор и, постучавшись, вошел в жилище учителя.
– Ты готов? – спросил мастер.
Я кивнул.
Сяо Яо поднялся с места, взял со стола керосиновую лампу, спички и благовония.
– Тогда пошли.
Учитель повел меня к неприметной, скрытой в глубине храма двери, которую я прежде не замечал. Он зажег лампу и отворил дверь. Мы шагнули в узкий коридор – немногим шире наших плеч, а потолка мы едва не касались теменем. Лампа бросала теплые отблески на холодные камни кладки. Коридор по спирали уходил вниз, и я вслед за мастером спускался в глубокое подземелье. Наши шаги раздавались на неровных плитах пола, нарушая царящую здесь тяжелую тишину. Наконец пол стал ровным – мы подошли к еще одной двери. Сяо Яо навалился на ручку, и она со скрипом поддалась. Мы вошли, и я захлопнул дверь за собой.
Мы очутились в небольшой прямоугольной прихожей.
– Здесь твой туалет, – сказал учитель, указав на стоявшую в углу деревянную бадью.
Затем он открыл еще одну дверь.
– А здесь твоя комната.
Свет лампы тускло озарял помещение. Мой новый «дом» представлял собой каменные покои, расположенные прямо под статуями Золотого Будды и Гуань-Инь, и имел пять метров в ширину и восемь в длину. Стены, пол и потолок были выложены огромными гранитными плитами. Я шагнул внутрь. Слева от меня оказался глиняный кувшин высотой чуть больше полуметра, накрытый деревянной крышкой. На крышке лежал ковш, сделанный из половины высушенной тыквы. У стены стоял деревянный стол около метра длиной, на столе – фарфоровая чаша с плоским дном. Белая, с голубым геометрическим узором, она была доверху наполнена рисовыми зернами.
У противоположной стены располагалась небольшая койка с соломенным матрасом, накрытым тонкой хлопчатобумажной простыней. Сверху лежало сложенное серое шерстяное одеяло. На полу возле кровати была желтая круглая подушка для медитации.
– За восемь лет практики ты хорошо подготовился к этому дню, Цзихуэй, – мягкий голос Сяо Яо наполнял комнату, по мере того как тень учителя наползала на стену. – Я уверен, ты успешно выполнишь Бигуань и тебе откроется райское блаженство.
Мастер зажег от лампы палочку благовоний и поставил ее в чашу с рисом.