Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Но поняв, что настоящим способом была фреска, он воспользовался первым же случаем и взялся расписать фреской одну из капелл Сант Агостино в том же городе, ту, что возле дверей по левую руку, как войдешь в церковь. Заказ в этой капелле он получил от некоего Скамарры, печного мастера, и написал он там Богородицу в небесах с народом внизу и коленопреклоненными св. Донатом и св. Франциском, а лучше всего ему удался в этой работе св. Рох в торце капеллы. Работа эта очень понравилась аретинцу Доменико Риччарди, которому принадлежала капелла в церкви Мадонны делле Лакриме, и он заказал Никколо написать там образ. Тот взялся за работу и написал Рождество Христово с большим старанием и весьма тщательно. И хоть и измучился он, доделывая его, все же закончил так хорошо, что заслужил без всяких снисхождений похвал бесконечных, ибо творение это отменно прекрасно, и прямо невероятно, с каким вниманием выписана каждая мелочь; отлично изображено в перспективе разрушенное здание рядом с той хижиной, где младенец Христос и Дева. Головы св. Иосифа и многих пастухов написаны с натуры, а именно с живописца Стаджо
В 1524 году мессер Бальдо Маджини поручил Антонио, брату Джулиано да Сангалло, соорудить в городе Прато в церкви Мадонна делле Карчери мраморную сень на двух колоннах с архитравом, карнизом и завершением в четверть круга; Антонио решил уговорить мессера Бальдо заказать образ внутри этой сени Никколо, с которым подружился, когда работал в Монте Сансовино во дворце упоминавшегося ранее кардинала ди Монте. И потому он представил его мессеру Бальдо, и тот, несмотря на то, что собирался поручить эту живописную работу Андреа дель Сарто, как об этом говорилось в другом месте, внял просьбам и советам Антонио и передал заказ Никколо, который приступил к работе, изо всех своих сил стараясь создать хорошую вещь. Но ничего у него не вышло, ибо помимо старательности нет в ней ни хорошего рисунка, ни чего-либо другого, достойного большой похвалы, ибо его грубая манера, приобретенная работами над глиняными и восковыми моделями, в конце концов почти всегда создавала нечто вымученное и неприятное. Не мог этот человек, как ни старался, ни дать больше того, что он давал, ни вложить больше любви, а так как он знал, что никто… и никогда за многие годы нельзя было убедить его в том, что кто-то его в чем-либо превзошел. Итак, в этом произведении изображен Бог Отец, ниспосылающий Мадонне венец девства и смирения руками окружающих ее ангелов, иные из которых играют на разных инструментах. На этой доске Никколо написал с натуры мессера Бальдо, коленопреклоненным у ног святого епископа Убальда, с другой же стороны св. Иосиф. А между этими двумя фигурами и находится образ Богоматери, творивший чудеса в этой местности.
После этого Никколо написал на картине высотой в три локтя портрет с натуры во весь рост названного мессера Бальдо Маджини с церковью Сан Фабиано в Прато в руке, подаренной им капитулу каноников приходской церкви. Портрет и был им написан для названного капитула, который в память о полученном даре поместил его в ризнице, чего поистине заслужил сей выдающийся муж, с наилучшим разумением благодетельствовавший главной церкви своего родного города, столь прославленной благодаря хранящемуся в ней поясу Богоматери, и портрет этот был одной из лучших живописных работ, когда-либо выполненных Никколо. По мнению некоторых, его же работы и небольшая написанная на дереве вещь в сообществе св. Петра-мученика, что на площади Сан Доменико в Прато, в которой много портретов с натуры. По-моему же, если это действительно так, то написана она раньше всех остальных вышеописанных его живописных работ.
Выполнив эти заказы, Никколо уехал из Прато (где под его руководством обучался началам живописного искусства Доменико Джунталоки, тамошний юноша, прекраснейшим образом одаренный, который, переняв манеру Никколо, больших успехов в живописи не сделал, как об этом будет рассказано ниже). Когда же, приехав во Флоренцию, он увидел, что более значительные художественные заказы передавались лучшим и более превосходным мастерам и что манера его не сравнится с манерой Андреа дель Сарто, Понтормо, Россо и других, он решил вернуться в Ареццо, так как в этом городе он имел больше друзей, пользовался большей известностью, а соперников было у него меньше. Так он и сделал, и как только туда приехал, он высказал некое свое желание мессеру Джулиано Баччи, одному из значительнейших граждан этого города, а желание его состояло в том, чтобы стать гражданином Ареццо, за что он охотно взялся бы за любой заказ, который занял бы у него некоторое время на создание произведения, способного показать в этом городе достоинства его дарования.
И вот мессер Джулиано, человек разумный и желавший украсить свое отечество и привлечь людей одаренных, вступил в переговоры с тогдашними управителями сообщества Нунциаты, которые как раз тогда закончили возведение большого свода в их церкви, собираясь его расписывать, и добился того, что они заказали Никколо расписать одну из арок, с задней мыслью, что ему будет передан и весь остальной заказ, если выполнение его части понравится членам названного сообщества. И вот Никколо приступил к работе этой весьма старательно и за два года закончил не более половины арки, где написал фреской Тибуртинскую сивиллу, показывающую императору Октавиану на небесах Богоматерь с младенцем Иисусом Христом на руках, Октавиан же благоговейно поклоняется ей. В фигуре Октавиана он изобразил упоминавшегося мессера Джулиано Баччи, а в высоком юноше в красном одеянии своего ученика Доменико, в других же фигурах и других своих друзей. В общем
Когда он в конце концов успокоился, он написал образ для церкви в Сарджано, местечке, отстоящем от Ареццо на две мили, где находится обитель братьев-цокколантов; он изобразил на нем Успение Богоматери, возносимой на небо многочисленными путтами, у ног же ее св. Фому, принимающего пояс, а вокруг св. Франциска, св. Людовика, св. Иоанна Крестителя и св. Елизавету, королеву Венгерскую. Некоторые из этих фигур и в особенности отдельные путты удались ему превосходно, с толком написал он и несколько мелкофигурных историй на пределле. В монастыре монахинь делле Мурате того же ордена в том же городе он изобразил также усопшего Христа с Мариями, которые, как фреска, написаны очень чисто, а в аббатстве Санта Фьоре, обители черных монахов, за Распятием главного алтаря он написал маслом на холсте молящегося в саду Христа с ангелом, который утешает его, указывая на чашу страстей, и работа эта была поистине весьма красивой и удачной.
Для монахинь же св. Бенедикта в Ареццо камальдульского ордена он над воротами, ведущими в монастырь, написал на арке Богоматерь, св. Бенедикта и св. Екатерину; работа эта была позднее, при расширении церкви, уничтожена. В местечке Марчано в Вальдикьяне, где он часто бывал, проживая частично на доходы, которые он получал там с земли, частично же на кое-какие заработки, которые там у него были, он начал писать на дереве Усопшего Христа и многие другие вещи, на которые он и жил некоторое время. Между тем при нем состоял упоминавшийся выше Доменико Джунталоки из Прато. Он любил его, как сына, не отпускал от себя и, стараясь довести его в области искусства до превосходства, учил его строить перспективу, писать с натуры портреты и рисовать, так что во всем этом тот делал отменнейшие успехи и проявлял прекрасные и отличные способности. И делал это Никколо (помимо того, что был побуждаем привязанностью и любовью к этому юноше) в надежде, что, приближаясь к старости, он будет иметь того, кто ему поможет в последние его годы за всю его любовь и старания. Впрочем, Николо был весьма любезен с каждым, был по природе человеком искренним и большим другом тех, кто стремился достичь чего-нибудь в области искусства, а тому, что он умел, он обучал более чем охотно.
Но вскоре после этого Доменико его покинул, Никколо же воротился из Марчано в Ареццо, где членам сообщества Тела Христова в этом городе понадобилось заказать образ для главного алтаря церкви Сан Доменико. Однако написать его хотелось и Никколо, и в равной степени и Джорджо Вазари, который тогда был еще очень юным. И вот Никколо поступил так, как теперь поступят, вероятно, немногие из принадлежащих к нашему искусству. А именно, будучи сам членом названного сообщества и заметив, что многим хотелось передать заказ Джорджо, дабы его выдвинуть, и что у него самого было к тому огромнейшее желание, он решил, видя стремление юноши и пренебрегая собственной нуждой и своим желанием, постараться, чтобы товарищи его передали заказ Джорджо, предпочитая собственной прибыли и пользе те плоды, которые пожнет юноша, выполнив эту работу. И как ему захотелось, точно так и сделали члены названного сообщества.
Доменико же Джунталоки в это время уехал в Рим, где судьба оказалась к нему настолько благосклонной, что, прослышав о нем, дон Мартино, посланник португальского короля, пригласил его к себе. Он написал ему на одном полотне около двадцати портретов с натуры всех его друзей и приближенных и среди них его самого, с ним беседующего. Работа эта понравилась дону Мартино так, что он объявил его первым живописцем в мире. Когда же вице-королем Сицилии стал дон Ферранте Гонзага и он пожелал укрепить разные места своего королевства, а для этого иметь при себе человека, который зарисовывал бы и наносил на бумагу все замыслы, приходившие ему каждодневно в голову, он написал дону Мартино, чтобы тот разыскал молодого человека, который понимал бы в этом толк и мог бы поступить к нему на службу, и чтобы тот выслал его к нему как можно скорее. И вот дон Мартино отослал сначала дону Ферранте кое-какие собственноручные рисунки Доменико и среди них Колизей, гравированный на меди для Антонио Саламанка болонцем Джироламо Фаджуоли, в перспективе, построенной Доменико, а также старика на ходулях, нарисованного им же и отгравированного с надписью, гласящей: «Все еще учусь», и небольшой портрет самого дона Мартино. А вскоре после этого он отослал к нему самого Доменико, как того хотел названный дон Ферранте, которому работы юноши очень понравились.
И вот приехал Доменико в Сицилию, где ему были пожалованы достойное содержание, а также конь и слуга, оплаченные доном Ферранте. Спустя же недолгое время он начал работать по возведению стен и крепостей Сицилии и постепенно отстал от живописи, посвятив себя другому, куда более для себя полезному. Ибо он, как человек понимающий, умел управлять подходящими людьми, используя их труд и заставляя их распоряжаться вьючными животными для перевозки песка и извести и складывать печи. И прошло немного времени, как он преуспел в этом так, что имел возможность купить в Риме должности на две тысячи скудо, а вскоре после этого и другие.