Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Дом Гурдан находился в улице Сен Совер; в нем играли в адскую игру и прелестные женщины, которых собирала хозяйка заведения служили обыкновенно живой приманкой для новичков.
Гурдан узнала Жанну Вобернье, отправившись в улицу де ла Феронери заказать мантилью. Молодая девушка была печальна: ее последний любовник, – один мушкетер, – только накануне ее бросил. Притом же мать, без места пять или шесть месяцев, – жаловалась что у нее ничего нет. О человеческая бедность! И так, справедливо, что есть матери, которые говорят своим дочерям: «я голодна! найди мне хлеба, где можешь.» Во всяком случае
Прежде всего, игорный дом в улице Сен Совер, был избранный дом; иногда проникали в него шулера, искатели приключений, но постоянные его посетители были люди, которые принадлежали к хорошему обществу.
Один из последних, маркиз де Бодрэн не был нечувствителен к прелестям новой посетительницы Гурдан. Маркиз де Бодрэн был еще молод и очень богат, но в тоже время очень скуп. Скупец и игрок два слова, которые часто встречаются. Да, эти игроки встречаются часто, игроки, бросающие безумные деньги на случай в ландскнехт или баккара, а по возвращении домой дрожащие над каждой копейкой. И если девица Лансон была прекрасна и по принципу не жестока, то также по принципу она только умышленно уступала влюбленным.
– Маленькая Лансон не для тебя, милый, повторяли маркизу его друзья. – Это новинка высокой цены; только люди щедрые могут ее попробовать. Надень же траур и ешь свой хлеб со слезами.
Эти насмешки язвили Бодрэна. Независимо от радости, о которой он мечтал, попробовать новинки как люди щедрые, ему хотелось отомстить за насмешки. Но что выдумать! Он искал и нашел.
– Я держу пари, сказал он однажды двум из своих язвительных приятелей, – что я, не раскрывая кошелька, получу благосклонность мадмуазель Лансон.
Друзья разразились хохотом.
– Не раскрывая кошелька!.. ха! ха! ха!.. Бедный маркиз! Его надобно отправить в Бисетр!.. Он сумасшедший!..
– Он сумасшедший!.. Только Антиною и Адонису было бы простительно выразить подобную притязательность. А ты, маркиз, не Антиной и не Адонис.
– Я то, что я есть, но повторяю, – держу пятьсот пистолей, что раньше двух дней маленькая Лансон будет моей, не стоя мне ни одного денье. Хотите принять пари?
– О! обеими руками! Если ты хочешь, мы удвоим сумму?
– Хорошо. Идет тысячу пистолей. Но господа, как честные люди…
– В течение двух дней, которых ты требуешь для победы, мы не сделаем и не скажем ничего, чтобы могло тебя стеснить. Ни жеста, ни слова! Этот разговор умрет между нами.
– Хорошо!
Вечером Бодрэн явился на игру к Гурдан, на пальце у него сиял великолепный бриллиант. Между женщинами раздался общий крик: «ах, какая прелесть!» Особенно Жанна Вобернье не переставала восхищаться этой звездой, скатившейся с небес.» Если вам угодно, эта звезда ваша, сказал Бодрэн, поднося к губам руку молодой девушки; только позвольте мне явиться к вам завтра во время вашего туалета, чтоб положить его перед вами.»
Жанна улыбнулась и толкнула Гурдан. Маркиз знал, что значат эти улыбки и подталкивания в этом доме. На другое утро он был введен в будуар девицы Лансон во время ее туалета. Когда он вышел звезды на пальце у него уже не было.
Едва он вышел, как но приказанию Гурдан
Бриллиатнщик пришел.
– Мне предлагают двести луидоров за этот перстень, сказала ему Гурдан. – дадите вы мне их?
– Ну, ответил бриллиантщик, после минутного осмотра. – если вам дают за это двести луидоров. – как можно скорее берите их… потому что я не дам вам за него и двухсот су.
– Г-м! Вы говорите?
– Я говорю что этот камень поддельный…
– Поддельный!.. да, поддельный, архи-поддельный! другой эксперт не поколебался: подтвердить слова первого. Какая низость! Дворянин сыграл подобную штуку с женщиной!.. Жанна смеялась, против воли. – Она была такая добрая девушка!.. Но Гурдан не смеялась.
– Пусть только он осмелиться явиться. Он попадет не в рай, бездельник! грозила она.
Бездельник осмелился явиться, и даже в тот вечер. И первая к которой он направился с поклоном, была Жанна Вобернье. Но между Жанной и маркизом встала Гурдан.
– Г-н де Бодрен, едким тоном сказала она, – вы ошиблись, – не в моем доме и не с одной из моих уважаемых пансионерок поступают так, как поступили вы. Так делают в Портероне… с гризетками!..
Маркиз остался неподвижным и, по-видимому, изумленным.
– Что же я сделал? Какое я совершил преступление? сказал он наконец.
Гурдан разразилась шипящим хохотом.
– А! вы меня спрашиваете, возразила она. – Извольте, маркиз, вот ваш кусок стекла мы отдаем его вам
Право, было бы очень досадно лишить вас такой драгоценности.
Говоря таким образом, Гурдан подала перстень маркизу; он взял его и тем же изумленным тоном воскликнул?
– Как! кусок стекла? Вы думаете, что мой бриллиант поддельный?
– Мы не думаем, а уверены.
– Кто же сказал вам эту глупость?
– Те кто понимает толк в этих вещах, двое бриллиантщиков.
– Двое бриллиантщиков! Но ваше бриллиантщики – вьючные ослы. Я обращаюсь к присутствующим. Даже лучше, я обращаюсь к двум первым парижским бриллиантщикам: Бошару и Боссанжу. Этот бриллиант куплен у них… Они не откажутся явиться сюда, чтобы определить стоимость бриллианта. Сент Альбен моя коляска внизу; будьте так любезны, съездите к Бошеру и Боссанжу и привезите сюда одного из них. – А!.. мой перстень кусок стекла! Ха! ха! ха! Честное слово, я, не ожидал подобного оскорбления!.. Без сомнения есть счастье, за которое ничем нельзя заплатить… Но, между нами, я полагал, что далеко не упрекая меня, мадмуазель Лансон сохранит некоторую благодарность ко мне.
Бодрен произносить эту речь, а бриллиант переходил из рук в руки. Мы с намерением говорим бриллиант, ибо вы вероятно догадались, что он передал по утру Жанне до малейшей подробности схожий с настоящим; вечером он с ловкостью, которая сделала бы честь даже фокуснику, подменил копию моделью и твердо ожидал решения судей.
Поколебленный апломбом маркиза и восклицаниями восхищения некоторых знатоков, Гурдан и Жанна хранили глубокое сожаление. – Сожаление раскаяния…
Было еще хуже, когда Боссанж привезенный Сент Альбеном, подтвердил под клятвой, что бриллиант, проданной им маркизу де Бодрен, стоил сто семьдесят луидоров, и что он готов взять его за ту же цену обратно.