Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
– Только-то! сказала принцесса. – Успокойтесь! Я беру на себя заместить вашу больную.
– Вы, принцесса?
– Не я лично; но одна молодая девушка, которую я воспитываю.
– И у нее хороший голос?
– Посудите сами.
Призванная в монастырь, и получив наставление, что ей должно делать, Софи Арну немедленно принялась за свою новую обязанность. Она с утра разучивала свою партию; в известный час она ее пела, сначала несколько дрожа, но потом все больше и больше уверенная в себе, наэлектризованная одобрительным шепотом который раздался при первых звуках ее голоса, несмотря на святость места.
Наконец,
Такой успех, что в следующую пятницу весь Париж спешил в Валь де Грас, послушать воспитанницу принцессы Конти, о которой говорили, что она поет как ангел. – В этот раз она пела miserere Аллегри.
Такой успех, что королева, до которой дошли слухи о нем, просила Конти привести к ней молодую певицу.
Тогда мечтанья г-жи Арну перешли всякая границы. Ее дочь будет представлена королеве!.. Но Мария Лещинская, жена Людовика XV, была плачевная королева, без власти и влияния… Настоящей королевой Франции была Помпадур.
И Софи со своим обычным талантом угадала это.
Принятая с принцессой Конти Марией Лещинской, которая желала ее послушать и пришла в восторг от ее таланта, Софи, которой было обещано принять в королевскую капеллу, – выразила очень умеренную радость.
Но Помпадур, в свою очередь, пожелала узнать маленькое чудо; а так как желание фаворитки было приказанием, – Софи была представлена ей, на этот раз матерью; Помпадур восхищалась ею, поцеловала ее; и рассмотрев линии руки, – Жанна Пуассон, занималась хиромантией, – сказала ей:
– Линия жизни глубока, длинна, и смело начертана; вы проживете долго; ваш, большой палец и его корень исчерчены многочисленными линиями, составляющими звезду и двойное полукружие; это ясный признак, что Венера взяла вас под свое покровительство; вы будете много любимы. Ступайте милая малютка; я не забуду об вас.
Когда де Конти спросила у Софи ее мнение о маркизе.
– О! эта королева, отвечала она, – мне больше нравится, чем другая.
Через несколько дней после посещения ее дочерью Марии Лещинской, г-жа Арну получила уведомление, «что ее величество королева удостаивает принять девицу Арну в свои собственные певицы, с жалованьем по сто луидоров в год.»
Но едва добрая женщина прочла это первое послание, как получила второе, содержавшее следующее: «по просьбе г-жи маркизы де Помпадур, девица Софи Арну назначается певицей его величества короля и исключительно для его театра Оперы.»
Г-жа Арну попеременно рассматривала эти послания оба запечатанные королевской печатью и тем не менее столь различные по содержанию… Чему отдать преимущество: капелле ли королевы или театру короля?..
– О, маменька! вскричала Софи, – колебание непозволительно. Приказание короля уничтожает приказ королевы.
– Так ты хочешь вступить в Оперу?
– Конечно. И буду очень счастлива!
Мамаша вздохнула. То была довольно скабрезная дорога; чтобы сделаться принцессой, пройдя через кулисы королевской музыкальной Академии.
Но сама г-жа Конти посоветовала ей отказаться от такой щекотливости.
– Ну, хорошо! – сказала добрая женщина. – Но не смотря на ваше одобрение, принцесса – чтобы лучше наблюдать за моей дочерью во время этой опасной карьеры, – я беру ее с этой минуты к себе в дом,… Вы, конечно, добры и великодушны, и мы обязаны вам благодарностью, но раз причисленная к этой проклятой опере, не смотря на все участие, которое вы к ней имеете, Софи часто
Софи не могла удержаться от гримасы при мысли о переселении из великолепного отеля Конти в старое обиталище адмирала Колиньи.
Но г-жа де Конти согласилась с этим желанием; оно было сходно с ее чувствами. Как ни была она привязана к Софи, все таки было неприлично, чтобы принцесса продолжала держать под своей кровлей оперную певицу.
Софи простилась с своей покровительницей, – со своей комнатой, такой кокетливой, такой уютной, так мило убранной и меблированной.
– Не печалься, сказала г-жа Арну, заметившая слезы на глазах дочери, – у тебя будет такая же у нас.
– О! я не печалюсь маменька! Я буду также довольна, живя у вас.
– Под моим крылом.
– Под вашим крылом… – И прибавила сквозь зубы: – Но я надеюсь устроить таким образом, что не долго буду задыхаться под ним!..
Софи Арну дебютировала 5-го декабря 1757 года, в роли Сезифы в опере-балете «Любовь богов», в четырех выходах, с прологом, слова Фюрилье, музыка Муре.
Одна современная газета так описывает ее дебют: «М-llе Арну, талант которой обещает много, явилась пламенным взорам любителей одетою в шелковое с серебром платье. Она еще считает себе только пятнадцать весен. Это богатство красоты еще только усовершенствованное природой и быть может уже не одна дерзкая рука пробовала раскрыть его… осталась ли оно не раскрытым?..»
В 1757 (как, впрочем, и в 1869) году журналы не отличались скромностью.
Второю ролью Софи Арну была роль Венеры в Энее и Лавинии, трагедии Фонтенеля, положенной на музыку Морассом. Венере больше еще аплодировали, чем Сезифе.
Софи делали только один упрек, что она никогда не относилась серьезно к своей роли. Как певица, как актриса она в высшей степени возбуждала энтузиазм; плакали и рыдали навзрыд когда она падала в отчаянии в обятия любовника или варвара отца… А в то время, когда в ложах и партере заливались слезами она забыв свою благородную роль царицы или богини, говорила актеру игравшему любовника или отца… Ах, мой милый Гильом! какой у тебя смешной нос!» или: «милый Желен, твой парик надет криво, Берегись, он упадет с тебя!..»
Эти личности были злодеями. Против их воли Софи Арну каждый вечерь заставляла их хохотать на сцене… Какое неприличие – заставлять смеяться королей или богов!..
– Ты хочешь, чтобы я заставила тебя расплакаться? возражала неисправимая Софи Этьенну, супружеские несчастья которого были закулисной басней. – Будь спокоен, сегодня вечером я поговорю с тобой о твоей жене.
Молодая, прелестная, веселая, остроумная, хорошая актриса и певица, – ничего нет невероятного, что множество любопытных или влюбленных сгорали желанием разрешить проблему, постановленную газетой. Желали узнать: «тронуто ли сокровище?»