Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира
Шрифт:
Природа не особенно одарила Джефри Леннокса физической красотой, но он так страдал! У него была чахотка, как уверял медик; и притом, по словам капитана, он был богат, миллионер… По доброте души Лола позволила ему любить себя… Разве невеликодушно усладить последнее дни умирающего?…
А Джефри Леннокс страстно полюбил Лолу. В Кадиксе вместо того, чтоб отправиться к дяде, он нанял дом, в котором поселился с любовницей. И вообразите себе, вместо того, чтобы приближаться к смерти, как предсказывали медики, – Джефри Леннокс, напротив, с каждым днем укреплялся.
Лола
Не так смотрел дядя Джефри Леннокса, сэр Гидж. Пусть у племянника есть любовница – сэру Гиджу было все равно; но когда он узнал, что племянник не довольствуясь тем, что разоряется на нее, задумал сделать из нее жену, – сэр Гидж обеспокоился, По его влиянию Лола была призвана в суд, где ее прежде всего спросили, в каком городе Испании она родилась? Отвечать на этот вопрос ложно было опасно. Лола это чувствовала, и так как она ответила правду, то сеньориту Монтец превратившуюся в миссис Джемс, вежливо попросили вернуться, если не к мужу, так как она не знала, где он, то по крайней мере в свое отечество.
В противном случае ей угрожали тюрьмой, пока к ее любовнику не возвратится рассудок. Лола повиновалась. Прямо от судьи она села в карету, которая привезла ее к пристани, где уже ждало судно, отправлявшееся в Лондон.
Сэр Гидж, как истинный джентльмен, чтоб несколько усладить это изгнание, прислал на корабль довольно значительную сумму.
Сэр Гидж действовал в интересах своего племянника, но самые лучшие намерения дают иногда не те результаты, которых ожидали. Едва только Джефри Леннокс был разлучен с любовницей, он начал страдать сильнее и вскоре умер.
– Стоило же труда разлучать нас! – сказала Лола, когда ей в Лондоне передали это известие. – Если бы Леннокс женился на мне, он жил бы да жил бы еще!
– Но ведь он не мог на вас жениться.
– Не мог! почему не мог? Как только мы согласились на это, кто нам мог помешать?
– Закон. Он запрещает подобные браки.
– Так он должен разрешать развод! Как, он дает мне мужа, который меня бросает, и запрещает брать другого!.. Он или не велит мне любить целую жизнь или иметь только любовников!.. Хорошо же! Меня принуждают, так у меня будут любовники. У меня их будет по сто!.. А чья вина? Тех, которые по глупой скупости помешали мне быть честной женщиной....
И она сдержала слово. В течение пяти или шести лет, которые следовали за принятием этого решения она имела, как остроумно выразился кто-то «уж слишком».
Из Лондона, где она в одно мгновение растеряла данные сэром Гидж деньги, она в 1839 году возвратилась в Испанию и там сделалась танцовщицей.
Проезжая одну за одной по всем провинциям королевства начиная Галицией и кончая Эстрамадурой она у каждой похищала национальный танец.
Афиша
И так, она сделалась испанской танцовщицей и впервые на подмостках Брюссельского театра пустила в ход свое хореографическое искусство; затем она отправилась в Париж; но час ее успехов в Париже еще не пробил; она уезжает в Берлин, где публика ее освистывает, но где зато она проглатывает живьем трех или четырех жирных баронов; потом в Варшаву, откуда ее выгоняют, а там в Петербург, где она была принята с распростертыми объятиями.
Между тем, получая груды золота, более как куртизанка, чем балерина, Лола вследствие своих разорительных наклонностей часто бывала без денег.
Мы уже сказали, что Лола дебютировала в Брюсселе, но в то же время, мы должны сказать, что принята она была холодно. В ее танцах был огонь, была страстность, но им недоставало грации. Лола удивляла, как танцовщица, но она не пленяла.
Решившись после двенадцати представлений оставить город, в котором были так скупы на аплодисменты, она приказала горничной укладывать чемоданы. Но несчастье никогда не приходит одно; в тот день когда она решилась покончить с театром, ее любовник, – толстый фламандский банкир, разошелся с ней, быть может по той же причине, по какой она оставляла Брюссель, т. е. потому, что ей мало аплодировали. Подобные связи заключаются из суетности.
Лола рассердилась, и рассердилась тем сильнее что рассчитывая на кошелек своего Мондора, она только что накануне купила на шесть тысяч франков кружев, предназначавшихся для украшения ее костюмов.
Но Мондор улетучился, и платить оказалось нечем. Притом же, каким образом с двадцатью луидорами отправиться в Париж?
То было вечером, через несколько часов, после того, как г-н Вандерборн уведомил ее, что к великому огорчению он вынужден покончить с нежными отношениями. Лола ложилась спать, когда Мариета, ее горничная, постучалась к ней в дверь.
– Что такое.
– Письмо к вам сударыня.
Это был целый тщательно запечатанный пакет, переданный Мариеттой своей госпоже. Он заключал в себе лист надушенной бумаги, на которой были написаны по-английски следующие слова: «От друга в Бомбее.» И переводное письмо в тысячу фунтов стерлингов, на Вандерборна, банкира в Брюсселе. Одно это удвоило радость Лолы. Друг из Бомбея не только снабжал ее съестными припасами, но он давал ей возможность утереть нос этому дерзкому Вандеборну, из кассы которого ей предстояло получить деньги.
– Кто тебе отдал это письмо, Мариетта?
– Лакей.
– А где он?
– Он тотчас же ушел, как только выполнил поручение.
И этот друг был никто иной как Рунна Синг. Итак, он в Европе, даже в Брюсселе. Но как он мог так скоро узнать о затруднительном ее положении? Букелини не было, чтоб уведомить его. Этот человек должен был быть волшебником. Во всяком случае образ его действе был очень странен «и не ловок» закончила Лола. Слишком много мрака и скромности!.. Пятьдесят тысяч франков стоят хоть благодарности!..