Жнец и его тень
Шрифт:
Кощей, до этого с умеренным интересом разглядывающий экспонаты, вдруг остановился, как вкопанный, — Варвара, шедшая следом, едва избежала столкновения, — и уставился на большой шкаф с расписными тарелочками, золотыми монетами и прочими предметами старинной роскоши. Табличка неподалёку гласила:
Клад Каменской, 1973 год.
— Кощей, ты чего? — жнец даже помахал ладонью у него перед носом, но волхв даже не моргнул.
— Это ж мой клад… — уныло простонал он. — Увели, супостаты…
Всю обратную дорогу
— Всё пропало, всё нажитое непосильным трудом…
— До сих пор ты был уверен, что клад где-то тут, — попытался вразумить его жнец, — и не сильно пытался его найти, тебя всё устраивало. Ну вот, теперь ты знаешь, где он. Что не так?
— Так тогда я думал, что руку протяни — опять моё будет. А чтобы вот так, на потеху челяди выставили…
— Дядя Кощей, ну не убивайтесь вы так, — зашла с другой стороны Варвара, — это всего лишь вещи.
— Вещи-то вещи, но я их два века собирал…
— Ну так ещё что-нибудь соберите! Сейчас куда больше интересных штук есть, что новых, что старинных. Лучше прежнего клад получится!
Горестные вздохи прекратились, голова заинтересованно приподнялась над столешницей.
— Если хочешь, можешь занять своим барахлом весь третий этаж, — великодушно разрешил жнец.
— В самом деле, чего это я? — окончательно приободрился Кощей. — Такой богатый на чудеса век, а я по облезлым черепкам страдаю. Посокрушался — и будет. Так о чём мы беседовали, покуда я тот шкаф злосчастный не увидал?
— Вы про Велеслава обещали рассказать! — напомнила Варвара. — И чай!
— Расскажу, коли обещал, — волхв наполнил и включил чайник и, пока он грелся, начал своё повествование: — пожалуй, с одной памятной ночи прялка судьбы закрутилась. Тонкий месяц совсем не освещал полуночный лес — темень стояла, хоть глаз выколи. Комар, кровопийца окаянный, будто нарочно зудел над правым ухом, не переставая…
Глава 25
? Чужая невеста
Благодать стояла — словами не описать! На небе ни облачка, солнышко ласковое греет, да не жжёт. Ветерок забавляется, с колосьями вызревшей пшеницы играет. Куда ни глянь — поле кругом, будто золото разлитое.
А может, просто весь мир краше становится, когда ты счастлив?
— Велеслав!
Растревожив пшеничное море, Варвара бросается в его объятия — как в омут, с головою.
«Милая, любимая, единственная. Моя».
Это лето стало для них волшебной сказкою, что девушки шепотом на посиделках рассказывают. А после вздохнут мечтательно: «ах, какая любовь! жаль что не бывает такой на свете»…
И пусть даже сказать нельзя никому: только старая нянька об их чувствах знала, да держала рот на замке. Пусть на трапезах княжеских они и не глядели друг на друга, будто чужие, пусть перед Мировидом напарниками надёжными притворялись,
— Княжна! — Голос няньки необычно строг.
Варвара обернулась, вторжением недовольная:
— Приключилось чего?
— Да уж приключилось, — молвила старушка с материнской укоризною, — аль запамятовала, что батюшка тебе после полудня к нему явиться велел? Ох ты горе луковое, совсем бы счет времени потеряла без меня…
— Как же не хочется уходить, — погладила Варвара Велеслава по щеке, прядь непослушную за ухо заправила. — Но ничего, я как отцовское дело узнаю, сразу свидимся.
Велеслав как сердцем почуял неладное — да только не раз и не два такое случалось, что князь дочь свою видеть желал, вроде и поводов для беспокойства нет никаких. Смолчал, отпустил.
А после до вечера как на иголках просидел. Слава богам, Мировид не заметил ничего, только подивился, как он с грамотами вдвое быстрее сегодня управился.
Варвара пришла когда уж темнеть начало. Об отсутствии своём сказала только:
— Ерунда. Опять дела государственные.
А у самой глаза покрасневшие, будто плакала долго, а потом ледяной водой умывалась, чтобы понезаметней вышло.
Варвара смекнула быстро, что он углядел, попросила с мольбой:
— Ты меня сейчас ни о чём более не спрашивай. Сама расскажу, как время придёт.
Покорился Велеслав. День терпел, два, третий пошёл — уж совсем невмоготу стало. Вроде приободрилась Варвара, опять шутки шутить стала, а всё одно чувство такое, будто в гроб ложиться собралась.
Выманил её в ночь на берегу городского рва посидеть да и не выдержал:
— Ты скажи, что за печаль тебя гложет. Может, хоть помочь смогу?
— Ничем ты не поможешь, — вздохнула Варвара, — из города соседнего в следующую неделю княжич приедет. Отцы наши сговорились земли объединить, новое большое княжество построить. А для того стану я княжичу невестою…
В ушах зазвенело. Будто купол неба на сыру землю упал, на мелкие осколки разлетелся.
Ужель не знал Велеслав, что тем всё закончится? Что не положено ордынцу-полукровке места подле сиятельной княжны? Да пожелал забыть об том, не вспоминать. Любовью своей дышать, пока дышится — а дальше будь что будет.
— Чего ж ты сразу не сказала? — как упрёк, наверное, прозвучало, но вот само вырвалось.
— Хотела на последние деньки наш покой растянуть, — понурила Варвара голову, в косу, ища поддержки, вцепилась, — да не смогла, видать, лицо сохранить.
Последнее самообладание её покинуло, шею Велеславову руками обхватила, носом в плечо уткнулась:
— Ты только не оставляй меня, пожалуйста. Обещай, что не оставишь.
Вот что на такое благочестивому мужу отвечать? Как давать такие обещания чужой почти что жене? Но Велеславу вдруг наплевать стало на законы людские и божие.