Жнец крови и пепла
Шрифт:
При звуке этого имени псина зарычала, обнюхала их обоих ещё раз и лишь затем, немного подумав, ушла с дороги. Очень захотелось погладить его, дать понять, что ничего не изменилось… Вот только Марк вовсе не был уверен, что не сделает с бедным псом что-нибудь плохое. Не потому, что и впрямь желает своей собаке зла, или вообще хоть кому-то.
Не желает. Но над этой новой, густой и душащей магией не имеет и малейшего контроля. Совсем как в тех кошмарах, где из-за него раз за разом умирают люди. Или, что пугало ещё больше, до дрожи в коленях и боли где-то под ребрами — страдала Киара.
— Я хочу побыть один, — бросил он ей, отстраняясь. Киара
— Плохая идея, Маркус. Неохота потом твой труп из-под руин выкапывать.
Злость, которой он совершенно не хотел, вспыхнула моментально.
— Что, в душ тоже под твоим присмотром ходить? — язвительно поинтересовался он, отворачиваясь. В ванну и впрямь хотелось — смыть с себя невидимую, но ощутимую каждой клеткой кожи грязь сегодняшнего дня.
— Раньше ты был не против. — Она изящно пожала плечами. — Впрочем, не волнует. Ты и в сортир будешь путешествовать строго под конвоем, если я сочту это необходимым.
Сказано это было без привычных желчных ноток — констатация факта, и как-то сразу стало очевидно — Киара ничуть не шутит. Этот её тон, холодный и деловой, выбесил ещё сильнее, настолько, что не удалось сдержать собственную магию, десятком крохотных искр сорвавшуюся с пальцев.
Схватить её за запястье и толкнуть к ближайшей стене, чтобы навалиться всем телом, вышло само собой.
— А если я сочту необходимым запереть тебя где-нибудь? — он сжал её руки в своей ладони. — Или вздумаю устроить второй Красный бассейн? — воздух вокруг них потемнел, когда сила, и без того неспокойная, сорвалась с поводка. — Или захочу сделать с тобой что-нибудь, чего ты не хочешь? — свободной ладонью он сгреб ткань её юбки, обнажая бедро, с нажимом огладил прохладную кожу.
Светлая девица давно бы ударилась в слезы (или полезла в драку). Темная… темная, казалось, получает от ситуации извращенное удовольствие. Киара ничуть не боялась и знай себе бесила Марка снисходительной улыбочкой, но глаза её были чернее черного, а на лилейных щеках ярко горел румянец. Невыносимо красивая и невыносимо раздражающая, она впервые так неприкрыто хотела его. Или просто теряла голову от темной магии?.. В глазах темнело от ярости при одной мысли, что Киара так же бесстыдно прижималась к какому-нибудь Фалько, и заполошно дышала, и ела его вот этим взглядом, и… и…
— Думаешь, ты теперь крутой, Марк? — вкрадчивый полушепот у самого уха немного привел в чувство; чужое дыхание приятно холодило полыхающую кожу; нежные руки скользнули ему под рубашку (и когда он успел её отпустить?), медленно оглаживая снизу вверх. — Мальчик мой, не обольщайся. Я всё ещё тебе не по зубам.
Прежний Маркус Эйнтхартен, возможно, хмыкнул бы в ответ на это и принялся целовать свою принцессу. Как-никак, когда целуешься, довольно сложно язвить и строить из себя эту самую принцессу. Новый же Марк — а точнее, его темная часть, заполонившая сейчас все внутри, — рыкнул что-то не слишком цензурное и впился в её шею не только губами, но и зубами.
Наверняка это выглядело пошло и грубо — зажимать её у стены, лезть руками под юбку и в вырез рубашки, не раздевая дергать вниз кружевные трусики.
Ещё грубее — резко разворачивать спиной к себе, позволяя опереться на руки, чтобы было удобнее, и кусать загривок, оставляя жуткий след. На смену ярости пришли похоть и желание взять её вот так, у стены в полутемном коридоре. Внутри проснулось то темное, звериное, окончательно затмевающее разум, от которого и
Мысль о том, что сейчас она, такая дикая и непокорная, принадлежит ему, плавится в его руках, прошила мозг, разом выметая все другие. Вокруг взвилась сила, кажется, их обоих. Без молний, огня и прочего — лишь то, что было внутри, терзало, дергалось на поводке, не зная, куда себя деть. Магия выплескивалась в воздух — уже без агрессии, злобы, желания испепелить что-нибудь. Марк был уверен, что сейчас его глаза чернее черного, как и глаза Киары. Они оба словно бились со стихией, как для него — абсолютно непривычной; сила взметнулась темными всполохами, густая, буйная, подгоняя… Чтобы в следующий миг по нервам ударил чужой стон, хриплый, протяжный и тихий.
Когда Марк развернул её к себе, чтобы поцеловать одними губами, без прежней страсти, на которую уже не осталось сил, он почувствовал, что дышать стало легче. Сила уже не рвалась наружу, от былой злости не осталось и следа.
— Я перегнул, да? — спросил он тихо, уткнувшись своим лбом в её.
— Всё в порядке, — так же тихо ответила Киара, проведя рукой по его волосам и задержавшись на загривке — там, где остался шрам от трансформатора. — Ты не сделал ничего такого, чего бы мне самой не хотелось. — Она улыбнулась, правда, немного вымученно. — Ну, всё ещё хочешь побыть один?
Сейчас ему больше всего хотелось завалиться в свою постель, прижать к Киару к себе, а утром проснуться и понять, что внезапная смерть мачехи, ещё более внезапное появление покойной матери, предатель-отец и эта новая, пока-не-его магия — не более чем сон, из которого никак не получалось выбраться всю ночь. Ничего такого говорить вслух он не стал, покачал головой и, отстранившись, добавил коротко:
— Нет.
Киара, не заморачиваясь такой ерундой, как застегивание своей рубашки, поправила одежду на нём, прежде чем взять за руку и направиться в сторону гостиной. Удивительно, но когда они уселись на диван, негласно находящийся в собственности Генри, тот не был против. Только подвинулся к подушкам и с любопытством (и осуждением) поглядывал на них.
— Твоя собака должна была родиться котом, — хмыкнула Киара, прежде чем уже куда серьезнее спросить: — Ты как?
— Я не знаю. — И это правда — Марк не знал. Ни что чувствовал, ни что со всем этим делать. — Изуродованный труп моей мачехи видела вся улица, и убила её моя воскресшая из мертвых мать. Отец и вовсе предал, а теперь меня предает собственная сила. Я понятия не имею, что мне со всем этим делать.
— Разберемся как-нибудь, — вздохнула Киара, легонько стиснув пальцы на его руке. — Сейчас твоя главная проблема — не угрохать кого-нибудь. В том числе и себя. Поэтому, как бы ты ни злился, а придется тебе побыть под моим присмотром. Ну, если не хочешь меня, получишь пару-тройку специально обученных мордоворотов, но… короче, присмотр в любом случае будет.
«Тебя я уж точно хочу», — подумал Марк, глядя, как на белой коже потихоньку заживает оставленный им синяк. За свою грубость даже не было стыдно — пусть красноватый след и исчезнет ещё до утра, сейчас он был свидетельством: эта женщина принадлежит ему. И раздери Бездна, если это не самое приятное чувство из всех, что он испытывал за сегодня.
Разумеется, ни одно из своих измышлений Марк озвучивать не стал и только кивнул, соглашаясь. Оставшегося разума хватало, чтобы понять — одному оставаться уж точно не следует, если он и впрямь не хочет превратить Речной в филиал Инферно.