Жнец
Шрифт:
«Если хоть раз наденете на меня поводок, я вас на хрен им задушу».
Ей вспомнились слова, сказанные Амарой о четырнадцатилетнем мальчишке.
– Тристан Кейн, – прошептала она, вновь ошарашенная его откровенной дерзостью.
Данте скривил губы:
– Тристан Кейн.
Морана слышала в голосе Данте то же восхищение, которое ощущала внутри из-за того, что четырнадцатилетний мальчик заявил боссу и всем членам мафии, что не склонится…
– Я видел, как взрослые
Данте закрыл глаза и сделал глубокий вдох, явно погрузившись в воспоминания.
– Потому я и начал сближаться с ним – он был бесстрашен. Ему в самом деле было наплевать на то, что делал мой отец. Честно говоря, наш первый общий интерес, который мы обнаружили, – это желание разозлить старика.
Морана откинулась на спинку кресла, ощущая, как грудь переполняет какое-то неясное чувство.
– И твой отец держит его в резиденции, потому что…
– Потому что, пусть он никогда и не признается в этом, мой отец боится Тристана, – произнес Данте с нотой уважения в голосе.
Лоренцо Марони. Боится. Тристана Кейна?
Что-что?
Мысли Мораны отчетливо отразились на ее лице, а потому Данте тихо пояснил:
– Он боится Тристана, потому что Тристан непредсказуем. Он делает что хочет, даже живя под присмотром Лоренцо Марони. Каждый раз, когда Тристан проявляет неуважение к моему отцу, это оказывается для того публичной пощечиной. И отец опасается того, что сделает Тристан, если его оставить без присмотра. Его уже не понять. Отец боится, что Тристан окончательно выйдет из-под контроля, если уйдет и заберет с собой то, что он ценит больше всего.
– Его власть, – закончила Морана, собирая картинку воедино. – Погоди, так, значит, твой отец не желает, чтобы он стал его преемником?
– Еще чего! – пылко воскликнул Данте. – Такой слух пустили посторонние, которые считают, что Тристан живет на территории поместья, потому что его готовят занять место моего отца. А отец поддерживает этот слух, дабы сохранить лицо. Ведь, опровергая его, он бы признал правду, которая выставила бы его слабаком.
Ничего себе.
Морана не могла не спросить:
– Так почему просто не убить его, раз от него так много проблем?
Сама мысль об этом отдавала горечью.
Данте пожал плечами:
– Из-за гордости. Власти. Кто знает? Потому что Тристан – самое ценное его достояние? Потому что тем самым он бы признал, что не мог контролировать его при жизни? Я не знаю.
Боже.
– Морана, – Данте замолчал на мгновение. – Мой отец годами пытался сломить Тристана, чтобы обрести хотя бы какое-то подобие контроля над ним. Пытки, шантаж – назови что угодно, – он все это опробовал. Но ничего не вышло. Чему бы он ни подвергал Тристана, всегда неизменно натыкался на стену.
Сердце Мораны защемило, даже когда ее наполнила злость на человека, которого она даже не встречала.
– Мой отец, – продолжил Данте, –
Морана сглотнула, отчасти от страха, отчасти от желания подзадорить этого злодея или хотя бы попытаться это сделать.
– У меня нет никакого контроля над ним, – напомнила она Данте, сжимая руки в кулаки.
Данте согласился:
– Ты это знаешь. Тристан это знает. А вот кто-то со стороны? У тебя нет контроля, Морана. У тебя есть кое-что получше.
– Что? – прошептала Морана.
– Влияние, – заявил Данте. – Для любого, кто взглянет на вас, станет очевидно, что ты оказываешь на него влияние. И это, Морана, очень сильно огорчит моего отца. Потому что после всего, что он, по его мнению, совершил, Тристан предпочел позволить девушке повлиять на него, да еще и дочери Виталио. Их связывает общее прошлое.
Ой-ой.
– Тебе всегда нужно быть с ним начеку, – предостерег Данте, и от серьезности в его голосе у нее перехватило дыхание. – Он попытается манипулировать тобой, использовать, чтобы подобраться к Тристану. Уж не знаю как, но тебе нужно быть предельно осторожной. Это будет нелегко.
Морана молчала, стараясь подавить приступ тревоги, норовивший захватить ее.
– И не потому, что он хочет сделать Тристана своим преемником. О нет, это удовольствие полностью достанется мне, – процедил Данте с сарказмом, вздохнул и провел ладонью по лицу.
Морана заметила его усталость, и сердце ее сочувственно сжалось.
– А кем ты хотел стать? – Вопрос вырвался у нее прежде, чем она успела сдержаться.
Она ждала, когда Данте взглянет на нее. Его галстук был ослаблен на шее, волосы взъерошены.
Он посмеялся, но взгляд темных глаз оставался напряженным.
– Честно?
Морана кивнула, испытывая любопытство.
– Скульптором.
Услышав его ответ, она удивленно захлопала глазами. Данте уловил это и улыбнулся искренней улыбкой.
– Моя мать была художницей, – тихо пояснил он, погрузившись в воспоминания. – Одно из самых теплых воспоминаний моего детства – о том, как я лепил из глины, пока она рисовала в той же комнате. Она всегда напевала одну и ту же мелодию, и мои руки…
Он замолчал, вырываясь из размышлений. Его взгляд снова стал суровым, и он сделал глубокий вдох.
Морана заметила, что он говорил в прошедшем времени.
У нее защемило сердце, и возникло острое желание взять его за руку и сжать ее. Но она сдержалась, отчего-то зная, что он не оценит этот жест.
– Как я уже говорил тебе однажды, Морана, – прошептал он, – тебе повезло следовать за своей мечтой.
Так и есть.
Морана сидела напротив Данте и обсуждала прошлое человека, травмированного так сильно, что она даже не могла себе представить, думала об оставленной подруге, которую похитили и пытали несколько дней, чтобы выудить информацию, и которая носила на шее оставшийся с тех пор шрам. Думала о давным-давно похищенных девочках, о Луне Кейн – о том, где она могла быть, как она и жива ли вообще. И Морана почувствовала, как ей повезло, что она вообще жива. Ее прошлое было полно одиночества и настоящих ужасов, но не шрамов и безжизненной агонии.