Жнецы Грез
Шрифт:
– Ыспарта.
– сказал он, бросил мяч Сашке и поравнялся с друзьями.
– Архангельск!
– улыбнулся друг.
– С возвращением. Козел. Что за Ыспарта?
– и передал эстафету Машке.
– Да! Опять на "к"? Кострома!
– Город в Турции. Почти полмиллиона жителей.
– он покрутил мяч в
– Да, и... по поводу возвращения.
Ребята остановились и заглянули в его лицо. В уголке глаза Димки быстро надулась и покатилась по щеке крупная слеза.
– Я уезжаю.
***
Естественно, он умолчал тогда обстоятельства, при которых услышал все это. С тех пор минуло почти два месяца, но глава семьи так и не сподобился сказать об этом сыну. Митька и Саня двигались к проходной.
За водокачкой раскинулся небольшой ухоженый парк, пронзенный насквозь широкой тропинкой с парой заменивших скамейки бревен по бокам. Чуть левее за зубастым белым штакетником стоял, среди прочих однообразных домов, и Сашкин - бревенчатый сруб с голубыми резными наличниками на окнах и хозяйственной пристройкой. Саня посвистел, сложив губы трубочкой, и между дощечек забора появился мокрый черный нос и замелькал туда-сюда болтающийся хвост. Дик, несмотря на цепь, был вполне дружелюбным псом, если видел, что хозяева привели чужого. "Раз привели, значит надо, чего лишний раз брехать-то?
– наверняка, думала собака.
– К тому же, он говорит, что я хороший пес, и, кажется, хочет меня погладить. О, да! Я хороший пес и люблю, когда меня гладят! Оближу ему руку, пожалуй." Другое дело, если чужой пришел один, да еще и полез через забор. Вот тут уж он огребет по полной! Ребята улыбнулись и помахали Дику. Он вздохнул, как умеют только собаки, и исчез из виду,
Глаза скользили дальше, цепляясь за каждую деталь пейзажа любимого городка. И все было так... по-армейски, что ли? Гладко выбритые газоны по обеим сторонам ровной дорожки со слепяще-белыми бордюрами. Вдоль нее, словно уставные, стоят деревья: клены, липы, ели - чуть ли не по ранжиру. И среди всего этого то и дело снуют создатели этой идеальной картины - солдаты. Солдаты, которых, уже тогда, армия с каждым годом все меньше обучала воевать за Родину, и все больше принуждала подметать ломом плац, да по-тщательней.
– Привет, ребят!
– просияла в окно вахтерша тетя Тамара, отхлебывая чай.
– Что, первый день каникул, а?
– Да, теть Тамар!
– хором ответили друзья, спешившись перед воротами.
– Ну, отдыхайте, мальчишки!
– она звонко по чему-то стукнула кулаком, заработал мотор и жестяная воротина с грохотом медленно откатилась в сторону.
– Спасибо, теть Тамар! До свиданья, теть Тамар!
– они вновь оседлали велики.
Сразу за воротами была небольшая стоянка, мальчики немного покружили по ней. А потом Митька поднялся над седлом, крепко сжал рукоятки руля, лег на него грудью, и со всей силы крутанул педали. Из под заднего колеса вылетело облачко пыли с мелкими камешками и за несколько оборотов Димка хорошо разогнал велосипед. Он крикнул за спину:
– Догоняй, г'охля!
Сашка, как мог, поспешил за другом. Как они неслись! Они летели, пожирая жалкие сто пятьдесят метров моста, навстречу берегу. Ведь там... Там, на том берегу их уже ждала Машка, лежа на полянке среди одуванчиков. Машка Герц. Или Манька... Но чаще всего они называли ее Мэри.