Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
Ла Бри поклонился и вышел.
Бальзамо приблизился к двери, прислушался к шагам старого слуги, под которым снова заскрипели ступени лестницы. Вскоре шаги у него над головой стихли. Ла Бри вернулся к себе в комнату.
Тогда барон подошел к окну.
Напротив его окна, в другом крыле здания, светилось окошко маленькой мансарды с неплотно задернутыми шторами. Там жила Леге. Девушка неспешно развязывала косынку и расстегивала платье. То и дело она отворяла окошко, высовывалась из него и оглядывала двор.
Теперь Бальзамо смотрел на нее с таким вниманием, какого не позволял себе
— Удивительное сходство! — прошептал он.
В этот миг свет в мансарде погас, хотя обитательница ее, очевидно, еще не легла.
Бальзамо ждал, прислонившись к стене.
По-прежнему раздавались звуки клавесина.
По-видимому, барон прислушивался, желая уловить, не примешивается ли к музыке еще какой-нибудь звук. Затем, уверившись, что среди полной тишины царит одна гармония, он снова отворил дверь, которую затворил за собой Ла Бри, с предосторожностями спустился по лестнице и потихоньку приоткрыл дверь в гостиную, которая бесшумно повернулась на истертых петлях.
Андреа ничего не слышала.
Ее прекрасные, молочной белизны пальцы перебирали клавиши пожелтевшей слоновой кости; напротив нее находилось зеркало в резной раме, некогда золоченой, но теперь позолота облупилась и была скрыта под слоем серой краски.
Мелодия, которую играла девушка, была печальна. Впрочем, то были скорее простые аккорды, нежели мелодия. Несомненно, Андреа импровизировала, доверяя клавесину воспоминания и мечты, рождавшиеся в ее уме и воображении. Быть может, ее мысль, запертая в унылом Таверне, ненадолго покидала замок и блуждала в огромных садах монастыря Благовещения в Нанси, полных веселыми воспитанницами. Как бы то ни было, ее рассеянный, подернутый дымкой взгляд был устремлен в стоявшее перед ней темное зеркало, в котором отражался сумрак, коего не могла рассеять единственная в комнате свеча, стоявшая на клавесине и освещавшая музыкантшу.
Иногда она внезапно обрывала игру. В эти минуты она вновь вспоминала странное видение нынешнего вечера и неведомые впечатления, которые оно за собой повлекло. Мысли ее еще не успели ни на чем остановиться, но сердце уже забилось, и по телу пробежала дрожь. Она содрогнулась, словно что-то живое коснулось ее в уединении, и прикосновение это ее потревожило.
Пытаясь разобраться в своих странных ощущениях, она внезапно почувствовала, что ощущения эти возобновились. Девушка вся затрепетала, словно под действием электрического разряда. Взгляд ее прояснился, мысли обрели, так сказать, твердость, и она заметила в зеркале какое-то движение.
Это была бесшумно отворившаяся дверь гостиной.
В дверном проеме выросла какая-то тень.
Андреа вздрогнула, пальцы ее сбились и замерли на клавишах.
Между тем в том, что кто-то заглянул в гостиную, не было ничего необычного.
Этой тенью, которую невозможно было узнать, поскольку она не выступила из темноты, мог оказаться и барон де Таверне, могла оказаться Николь. Да и Ла Бри перед тем, как лечь спать, имел обыкновение бродить по комнатам; что-нибудь могло понадобиться ему в гостиной. Такое случалось нередко, и во время подобных обходов скромный и преданный слуга ступал всегда бесшумно.
Но духовным зрением девушка видела, что
Тень приближалась глухими шагами, все лучше и лучше различимая посреди темноты. Когда она вступила в круг света, исходившего от свечи, Андреа узнала приезжего: бледный, в черном бархатном рединготе, он был очень страшен.
По какой-то таинственной причине он расстался с шелковым платьем, в которое был одет прежде [38] .
Она хотела убежать, крикнуть.
На Бальзамо простер руки вперед, и девушка замерла.
38
Как известно, шелк — дурной проводник и отталкивает электричество. Замагнетизировать человека, одетого в шелк, совершенно невозможно. — Прим. авт.
Сделав над собой усилие, она обратилась к вошедшему:
— Ради всего святого, сударь, что вам угодно?
Бальзамо улыбнулся, зеркало повторило его улыбку, и Андреа жадно поймала ее.
Но он не отвечал.
Андреа снова попыталась встать, но не смогла: невидимая сила, какое-то оцепенение, не лишенное сладости, пригвоздило ее к креслу, а взгляд ее был прикован к магическому зеркалу.
Это новое ощущение ее ужаснуло: она чувствовала, что находится всецело во власти человека, о котором ничего не знала.
Она сделала нечеловеческое усилие, чтобы позвать на помощь; рот ее раскрылся; но Бальзамо простер обе руки над головой девушки, и с губ ее не слетел ни единый звук.
Андреа была безмолвна; грудь ее наполнилась каким-то удивительным жаром, он медленно подымался, пока не достиг мозга, и неудержимо распространялся, клубясь, подобно пару.
У девушки не осталось ни сил, ни воли; голова ее склонилась к плечу.
В этот миг барону послышался какой-то шум, шедший со стороны окна; Бальзамо поспешно обернулся, и ему показалось, что он заметил снаружи отпрянувшее от стекла мужское лицо.
Он нахмурился, и, странное дело, такое же выражение отразилось на лице девушки.
Тогда он снова обернулся к ней, опустил обе руки, которые держал все время над ее головой, вновь воздел их жреческим жестом, вновь опустил и, помедлив несколько мгновений, прежде чем обрушить на девушку мощные потоки электричества, произнес:
— Спите!
Потом, видя, что она еще сопротивляется его чарам, барон властно повторил:
— Спите! Спите! Я так хочу.
И тут Андреа уступила его могучей воле. Она облокотилась на клавесин, опустила голову на руку и уснула.
Затем Бальзамо вышел, пятясь, затворил за собою дверь, и слышно было, как он поднялся по лестнице и вернулся к себе в комнату.
Едва за ним затворилась дверь гостиной, как за окном снова появилось лицо, которое мельком видел Бальзамо.
Это был Жильбер.
8. СИЛА ПРИТЯЖЕНИЯ
Жильбер, не допускавшийся в гостиную по причине своего низкого положения в замке Таверне, весь вечер наблюдал за особами, которые благодаря своему рангу проводили там время.