Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
Теперь заколебался Бальзамо.
— Это правда, я с ней встречался, — признал он.
На его просветлевшее было лицо опять наплыла туча.
— Вот видите! — бросил Филипп.
— Ну и что из того, что я видел вашу сестру? Это ничего не доказывает.
— Мне известно, что при вашем приближении она уже трижды погружалась в необъяснимый сон — она чувствовала его признаки — и что вы воспользовались этим ее состоянием для своих тайных целей.
— А это кто вам сказал? — воскликнул Бальзамо.
—
— Да откуда она знает, если была погружена в сон?
— Значит, вы признаете, что она спала?
— Более того, сударь: я признаю, что усыпил ее самолично.
— Усыпили?
— Да.
— С какой целью? Чтобы обесчестить?
— С какой целью? Увы! — вздохнул Бальзамо, и голова его поникла.
— Отвечайте же!
— С той целью, сударь, чтобы узнать у нее тайну, которая для меня дороже жизни.
— Довольно ваших хитростей и уверток!
— И значит, той ночью, — продолжал Бальзамо, скорее следуя за ходом своих мыслей, а не отвечая на оскорбительный вопрос Филиппа, — той ночью ваша сестра?..
— Была обесчещена, сударь.
— Обесчещена?
— Моя сестра скоро станет матерью, сударь!
Бальзамо вскрикнул.
— Верно! Я вспомнил. Я ведь ушел, не разбудив ее.
— Значит, вы признаетесь? — вскричал Филипп.
— В этом — да. И какой-то негодяй в ту ужасную ночь — ужасную для всех нас, сударь, — воспользовался тем, что она спала.
— Да вы шутите, сударь!
— Нет, просто хочу вас убедить.
— Это будет нелегко.
— Где сейчас ваша сестра?
— Там, где вы с такой легкостью отыскали ее тогда.
— В Трианоне?
— Да.
— Едем в Трианон, сударь.
Филипп замер как громом пораженный.
— Я совершил ошибку, сударь, — проговорил Бальзамо, — но не преступление. Я оставил девушку погруженной в магнетический сон. Так вот, чтобы исправить эту ошибку и снять с себя подозрение, я назову вам имя преступника.
— Так назовите же, назовите!
— Я его не знаю, — ответил Бальзамо.
— А кто же тогда знает?
— Ваша сестра.
— Но она отказалась мне его назвать.
— Возможно, но мне назовет.
— Моя сестра?
— Если ваша сестра обвинит кого-нибудь, вы ей поверите?
— Разумеется! Моя сестра — ангел чистоты!
Бальзамо позвонил.
— Фриц, карету! — приказал он вошедшему немцу.
Филипп, как безумный, метался по гостиной.
— Преступник? — повторял он. — Вы обещаете назвать мне имя преступника?
— Сударь, — обратился к нему Бальзамо, — ваша шпага сломалась в схватке — вы позволите предложить вам другую?
Взяв с кресла великолепную шпагу с эфесом из позолоченного серебра, он сунул ее за перевязь Филиппа.
— А вы? — спросил молодой человек.
— Мне, сударь,
Четверть часа спустя враги сели в карету, и Фриц галопом погнал пару великолепных коней по версальской дороге.
147. ПУТЬ В ТРИАНОН
Поиски Бальзамо и объяснение с ним заняли у Филиппа довольно много времени, так что когда карета выехала с улицы Сен-Клод, было уже два часа ночи.
Дорога до Версаля заняла час с четвертью, из Версаля в Трианон — десять минут, в половине четвертого утра экипаж прибыл на место.
На полпути к Трианону путешественники увидели, как заря начинает облекать в розовый цвет свежую зелень лесов и холмов Севра. Пруды в Виль-д'Авре и те, что находились ближе к Бюку, заблестели, словно зеркала: казалось, чья-то рука медленно сняла с них пелену.
Наконец глазам путников открылись колоннады и крыши Версаля, обагренные лучами солнца, еще не поднявшегося из-за горизонта.
Время от времени вспыхнувший в оконном стекле солнечный луч пронизывал сиреневую утреннюю дымку.
В конце аллеи, соединявшей Версаль и Трианон, Филипп велел остановить лошадей и обратился к спутнику, который в течение всего пути хранил угрюмое молчание:
— Сударь, боюсь, мы будем вынуждены некоторое время здесь подождать. В Трианоне ворота открываются лишь в пять утра, и я опасаюсь, что, если мы попытаемся проникнуть раньше, наш приезд возбудит подозрение у караула.
Бальзамо промолчал, однако кивком головы дал понять, что согласен с предложением Филиппа.
— К тому же, сударь, — продолжал молодой человек, — у меня будет время поделиться с вами соображениями, которые пришли мне в голову во время пути.
Бальзамо рассеянно устремил на Филиппа скучающий и безразличный взгляд.
— Как вам будет угодно, сударь, — ответил он. — Говорите, я вас слушаю.
— Вы мне сказали, сударь, — начал Филипп, — что ночью тридцать первого мая отвезли мою сестру к маркизе де Саверни, не так ли?
— Вы сами убедились в этом, сударь, — отозвался Бальзамо, — когда нанесли этой даме визит и выразили ей свою благодарность.
— Тогда же вы добавили, что слуга из королевских конюшен сопровождал вас от дома маркизы до нас, то есть до улицы Кок-Эрон, так что вы ни минуты не оставались с моей сестрой наедине. Я вам тогда поверил, положившись на вашу честь.
— И правильно сделали, сударь.
— Однако, возвратившись мыслями к недавним происшествиям, я понял, что месяц назад в Трианоне, когда вам удалось пробраться в сад, вы входили к сестре в комнату, чтобы поговорить с нею.