Жребий
Шрифт:
— Вот, пожалуйста, — сказал он, протягивая подрагивающий лист бумаги Нетудыхину, — ксерокопия. Но все абсолютно то же, что и в оригинале.
— Какая еще ксерокопия?! — сказал нахально Нетудыхин. — Мне необходим только оригинал! Может, я судиться с вами буду. А в суде ксерокс не примут. Да еще и не заверенный у нотариуса.
Бумагу Нетудыхин все же взял и стал ее тщательно изучать. Да, это был тот текст, который Сатана показывал ему в прошлый раз.
— А исходящий номер? — спросил Нетудыхин.
— Какой исходящий
— Вверху должен быть проставлен исходящий номер, под которым бумага зарегистрирована в небесной канцелярии.
— Ну, Тимофей Сергеевич, это уже бюрократизм чистейшей воды!
— Тогда это не документ. Суд такую бумагу не примет.
— Не надо судиться, Тимофей Сергеевич! Подождите, будет вам оригинал — завтра, даже, может быть, сегодня обнаружите его у себя на письменном столе, если уж такой нетерпеж. Но не ставьте меня в неловкое положение, на вашем месте я был бы более благоразумным.
— Да, конечно! — со злорадством сказал Нетудыхин. — Теперь вы заговорили о благоразумии! Нет, дражайший, до феньки такой текст: "Кроме того, в качестве компенсации за свои труды, Нетудыхину обеспечивается всемерная помощь на его жизненном пути", — процитировал он одно из условий договора. — Выспренне и неопределенно. Обещание ни о чем. Поэтому я объявляю договор недействительным, а сделку несостоявшейся. Все, хана! — Нетудыхин сложил лист договора вчетверо.
— Тимофей Сергеевич! — заорал Сатана на всю улицу, видя, как тот рвет договор на мелкие кусочки.
Сатана явно не ожидал столь резкой реакции со стороны Нетудыхина. Он видел, что Нетудыхин уходит от него, и не знал, что предпринять. Раболепно-подобострастный и одновременно надменный, он стал извиваться перед Нетудыхиным, подобно угрю.
— Не делайте глупостей, Тимофей Сергеевич! Если потребуется, пересмотрим договор. Но не порите горячку. Я, в принципе, готов конкретизировать условия. Каких вы благ собственно хотите?
— Книгу, книгу вторую нужно срочно запустить в производство! — выпалил вдруг Нетудыхин.
— Будет вам книга, будет!
— И чтобы тексты не увечили.
— Постараюсь. Но тут, над этим трудным делом, надо мне самому поработать. Что еще?
— Квартиру. Хотя бы однокомнатную.
— Будет и квартира.
— И в квартиру.
— Будет и в квартиру.
— Машину.
— Зачем? Вам нужны лишние хлопоты?
— Просто я хочу.
— Хорошо, будет. Но я бы не советовал. Потом гараж потребуется…
— Потребуется.
— Хорошо, будет вам и гараж. Дальше.
— Дальше? По-моему, все.
— Прекрасно! Лады! Новый текст договора я подготовлю к следующей встрече. Так уж и быть, зарегистрирую его у Мишки в канцелярии, раз вы такой буквоед. Все? По рукам?
— Подождите. Надо подумать, не продешевил ли я? — Он приостановился. — Книга, квартира, машина, гараж… Бабу я себе сам найду… А пенсион?
— Положу и пенсион. Пятьсот хватит на месяц? Чтобы не баловать вас излишеством.
— Тысяча!
— Пятьсот!
— А я за такую плату не соглашусь на вашу грязную работу.
— Ну уж прямо — грязная работа! Вы будете также свободно писать, как и писали. Скорректируется только точка отсчета, больше ничего.
— Интересно, как это вы себе представляете?
— Очень просто. Усомнились же вы в том, кто является вашим истинным отцом? Усомнились. И талантливо усомнились, надо сказать. Пора делать второй шаг. В этом духе и необходимо продолжать. Зло должно быть оправдано в своей исторической перспективе.
— В гробу я видел вашу историческую перспективу. Если уж мараться, так мараться за стоящую плату. Иначе я не соглашусь.
— Согласитесь, куда вы денетесь.
— Как куда я денусь? Да не соглашусь — и баста!
— Не согласитесь — другие найдутся. За такие деньги — они мне пятки лизать будут. И не надо мне будет уговаривать их и тратить уйму времени, как это приходится делать с вами.
— Зачем же вы тогда подбросили мне тысячу в стол?
— Ах, вот как! Ну, это для стимула, подъемные субсидировал, если хотите.
— И все-таки — тысяча! — настоятельно повторил Нетудыхин.
— Много!
— Норма!
— Шестьсот, и ни копейки больше! — сказал жестко Сатана. — На сотню выше профессорской ставки. Это мое последнее слово.
— Жлоб! — сказал Нетудыхин. — Вам что, не все равно, шестьсот или тысячу мне платить?
— Нет, не все равно: излишние деньги развращают людей, а вы должны быть постоянно в форме.
— Ладно, — сказал Нетудыхин, — шестьсот — так шестьсот: проживу. Жил же на голую зарплату… Так, и пенсион выхлопотал… И за всю эту муру плата — моя душа. Неравноценный обмен, милостивый государь, совершенно неравноценный!
— Не душа, а перо, — сказал Сатана, упирая особенно на последнее слово.
— А душа моя, где она находится, не на кончике пера? — ответил Нетудыхин. — Да-а, за дешевку вы меня принимаете. Ничего мне не надо! Я пошутил. Мне, как и вам, захотелось пошутить. Могу я пошутить?
— Ну, Тимофей Сергеевич, это уже совсем жестоко! Зачем же тогда было так горячо торговаться?
— А из любопытства. Чтобы узнать, по какой такой шкале вы меня цените. Оказывается, по шкале обывателя. Мелковато. И даже оскорбительно в какой-то степени. Не надо мне этих ваших благ! Человек мне нужен, Че-ло-век! И с большой, и с маленькой буквы. Таких особенно много. Что с ним происходит? Куда он катится? Почему, проживая жизнь, они так и не становятся людьми? Какая нам участь уготована во Вселенной волей Божьей? Вот что меня интересует! А вы мне блага подсовываете. Чихать я на них хотел!