Жрец Хаоса. Книга II

Борзых М.

— Нет, Юра, так не выйдет. Если б всё было так просто, у нас бы народ начали пачками рубать и руки себе приращивать. Дело в том, что процедура оформления смерти тоже не так проста. Всё-таки не меньше суток-полтора проходит до момента сжигания. Должны вызвать полицмейстера, чтобы он засвидетельствовал смерть да лекаря околоточного. Те должны составить собственное заключение о том, что смерть ненасильственная. Если признаки насильственной смерти имеются, то тело изымается и отдаётся на экспертизу магам несколько иного профиля. Те же Керимовы раньше частенько с мертвецами беседовали, улики собирали. По всей процедуре выходит, что люди могут от суток до недели в ледниках лежать. Поэтому

так просто конечность не отчекрыжишь. Могу сказать, что подобное встречала только на войне, под массированными атаками, когда чужую руку пришить было быстрее, чем свою найти. И такое частенько случалось, что потом свои конечности на других обнаруживали. И то, как дети радовались, что твоя кому-то пригодилась и тебе чья-та досталась. Поэтому идея, конечно, понятная и хорошая, но в целом малоосуществимая.

— Я всё равно не поверю, чтобы лекари не подрабатывали пересадкой органов. Вот живёт где-нибудь богатый старик, а у него с печенью проблемы — выпить любит да кабанчика на вертеле облглодать. И в какой-то момент отказывает она у него. Не поверю, что нет таких специалистов на чёрном рынке, которые бы не нашли какого-нибудь подзаборного нищего, не убили бы его и печень бы богатею за большие деньги не приживили.

— Эк у тебя всё интересно и легко получается, Юра. А магическую совместимость проверить… а ауру? Мы с тобой же тоже не от всех и всем приращиваем те или иные органы. В химерологии, как и у лекарей: любого не схватишь и не используешь. А людей пачками резать — оно, знаешь ли, тоже чревато. За этим следят. Другой вопрос, что и делать этого не нужно, Юра. У нас это всё узаконено.

— В смысле узаконено? — совершенно не понял я.

— А как ты думаешь, чем больница-то, которую нам Светловы передают, славилась? Этим. Нам её императрица включила в список виры, потому как надоело такую мерзость в столице иметь. Там бедняков лечили с условием, что в определённый срок либо сам человек какой-либо орган передавал больнице безвозмездно, либо кто-то из родных мог расплатиться. Бывало, что и договор заключали магический. Девица придёт в отчаяние, мать свою спасёт, а позже самой придётся расплачиваться чем-то… Так что это всё уже давным-давно узаконено. Никого не заставляет в петлю лезть, да только у людей жизнь такая, что рано или поздно в безвыходной ситуации и на такое пойти готовы. Понятно, что руки-ноги не отпиливают, а органы… редко, но бывало. Правда, у нас и умельцев-то, способных приживить целый орган из одного человека другому, уже осталось на пальцах одной руки пересчитать. В былые времена, помнится, были и такие, кто на сердце рану заживить мог, и даже проломы черепа с мелкими повреждениями мозга восстанавливали. А сейчас… тьфу… не осталось, архимагов-лекарей, которые бы способны были работать со столь тонкими материями. Скоро будут умирать одновременно и бедные, и богатые по одной причине — от того, что некому им будет помощь оказать.

Обсуждая местную магическую действительность, мы поднимались из подвала, пока нас не перестрела Эльза. Она торопливо спускалась по ступеням, глядя себе под ноги, чтобы не наступить на подол домашнего платья, потому едва не врезалась в меня. Я успел подхватить ойкнувшую девушку, прежде чем та упала.

Увидев нас, лицо Эльзы исказила тревога.

— Елизавета Ольгердовна, Юра, беда! Василиса пропала!

Глава 17

— Елизавета Ольгердовна, Юра, беда! Василиса пропала!

Бабушка отмахнулась от этого известия, как будто бы так и должно быть.

— Эльза, не переживай, Василиса у нас девочка самостоятельная, иногда может и полетать. Правда, зачастую она это делает над поместьем. Я

сделаю ей внушение о том, чтобы над столицей она не летала без моего разрешения. И странно… Обычно она предупреждает о подобных отлучках.

Последнюю фразу бабушка произнесла уже скорее для себя, глядя куда-то в сторону, где за окном медленно опускались сумерки, окрашивая небо в багровые тона.

Однако же мне отчего-то казалось, что всё не так просто. Я потянулся по связи с химерой и понял, что связь эта дребезжит чем-то нервным, фонит тревогой, беспокойством и самым настоящим страхом на границе с ужасом. Ощущение было похоже на тонкую стальную нить, натянутую до предела и вот-вот готовую лопнуть. Уж что-то подобное достаточно сильная химера — венец творения химеролога-архимага — вряд ли должна была испытывать просто так. О чём я и сообщил бабушке.

— Елизавета Ольгердовна, проверьте связь, — коротко обратился я к ней.

Бабушка нахмурилась, услышав подобное руководство к действию. Её брови сошлись в одну тёмную линию, а взгляд застыл, как будто бы она подключилась по связи к самой Василисе и попыталась посмотреть что-то её глазами. Спустя несколько секунд на лицо самой княгини легла тень беспокойства. Она резко вдохнула, словно вынырнув из глубины:

— Нам срочно нужно во дворец.

— Елизавета Ольгердовна, не думаю, что нас будут рады там видеть, — честно предупредил я её. — Мне дали отворот-поворот на две недели в связи с выходом после карантина, разрешив милостиво заниматься делами рода, и думаю, что повторный мой приход не вызовет особого энтузиазма, тем более что прошёл всего лишь день с последнего моего появления. А поскольку на карантине мы сидели с вами вместе, вряд ли в отношении вас есть несколько иная установка.

— Поверь мне, Юра, они захотят нас увидеть. И очень скоро.

Во дворце мы были спустя полчаса. Ну, как «во дворце»… Мы приземлились на площади возле Кремля. Необходимо было ещё получить разрешение попасть во дворец, тем более что часы на кремлёвской башне отбили девять часов вечера. Их тяжёлый бой разнёсся над пустынной площадью. В такое время официальные приёмы уже были давным-давно завершены, а посему вытребовать аудиенцию у императрицы было достаточно сложно. Однако же бабушка воспользовалась привилегиями, имеющимися у архимагов, затребовав немедленную встречу. Её голос, когда она говорила со стражей, звучал истинно по-генеральски, чувствовался не только военный опыт, но и управленческий.

Требование о встрече передали обер-камергеру, и тому пришлось лично выходить к нам. Он даже не вышел из тени замкового прохода, лишь мундир с золотым шитьём тускло блестел в свете артефакторных светильников. Держа дистанцию в пять метров, он внятно повторил то же, что и сообщили мне: официально на две недели в целях безопасности мне и княгине запрещено появляться в пределах дворца.

На что княгиня ответила кратко:

— Если мы появимся через две недели, то к этому моменту её императорское высочество Елизавета Алексеевна умрёт. Поэтому либо вы нас проводите на территорию дворца, либо мы умываем руки.

Обер-камергер кусал губы и хмурился, не понимая, как поступить в этом случае, его пальцы нервно перебирали край кружевного жабо. Бросив короткое:

— Ожидайте, — он стремительно исчез в коридорах дворца.

В следующий раз он появился с лицом белее мела и слегка подрагивающими буклями на парике.

— Следуйте за мной, княгиня, княжич, — кивнул он и на расстоянии нескольких метров всё так же двигался впереди нас, ничего не говоря и не задавая никаких вопросов. Его спина была неестественно прямой, будто он боялся обернуться и увидеть у себя за спиной не нас, а изменённых скверной тварей.