Жрецы
Шрифт:
Правда, никому не пришло в голову, что Теламон, за которым дурная слава волочилась, как хвост за крысой, не слишком нуждался в трех сотнях сопровождающих.
Еще в это же время Аттику покинули двести ионийцев - профессиональных воинов Тезея, недовольных новыми афинскими порядками; из Аргоса Амфиарай-прорицатель отправил куда-то собственного сына Оиклея примерно с таким же отрядом; и на неделю позже Тиринф покинула тамошняя гвардия во главе с Иолаем.
Все дороги так или иначе вели в Фессалию; в Иолк.
Когда обо всем этом вскользь рассказали
– Горе тебе, крепкостенная Троя!
– сказал старый Тиресий.
3
– Пирожки! Ячменные пирожки с медом! Налетай, подешевело, было сикль [сикль (шекель) - хеттская денежная единица, около 10 граммов серебра; 1/60 часть серебряной мины], стало два!
– Только для вас и только между нами! Пять минут назад прибыл караван из Сирии с тканями - я свожу вас с сирийцем Саафом, а вы платите мне двойные посреднические... По рукам?
– Вай, женщина! Таких ножных браслетов нет даже у царевны Гесионы! Что? Дорого?! Уйди, кривоногая, не порочь моего доброго имени!..
– Доски! Кому доски?! Кедр ливанский - не гниет, не трескается, дом для многих поколений! Доски!
– Держите вора!
– Амулеты! Амулеты! От сглаза, от порчи, от любовных корчей! Один раз платишь - всю жизнь благодаришь!
– Кто вонючий сидонец?! Я - вонючий сидонец?! Где мой нож?! Кто купил мой нож?! Ах, вы же и купили...
– Рыба! Вяленая рыба!
Когда ахейцы рассказывали друг другу про ярмарку на берегу полноводного Скамандра, протекающего рядом с возвышавшейся на холме Троей, они говорили: "Там есть все, даже деньги!" И были правы: такую странную вещь, как деньги - финикийские ли слитки, хеттские ли мины и сикли стоило бы придумать только ради приезда в изобильную Трою, гордо оседлавшую перекресток путей сухопутных и морских, из Эгейского моря в Понт Эвксинский. Караваны с древесиной, тканями и металлами, заваленные зерном и фруктами телеги, босоногие рабы и слуги здешних ремесленников, несущие в торговые ряды товар своих хозяев; горшечники, кузнецы, скорняки, оружейники, ювелиры, шорники, нищие, бродяги-попрошайки, воришки...
Здесь и впрямь было все, даже деньги; а те, у кого не было ничего, даже денег, утешали себя избитой истиной "не в деньгах счастье" и зорко поглядывали по сторонам - что и где плохо лежит.
И в шуме, сутолоке и суматохе купцов, зевак и покупателей не сразу заинтересовали три корабля, вынырнувшие из-за видневшегося на горизонте западного острова Тенедос и полным ходом направившиеся к побережью - как раз к тому месту, где некогда высаживался сам богоравный Геракл со спутниками, возвращаясь домой из похода на амазонок.
В месте высадки героев до сих пор сохранился длинный и глубокий ров с насыпью: за этим укреплением Геракл поджидал морское чудовище, явившееся за жертвой - троянской царевной Гесионой, посланной на съедение собственным отцом Лаомедонтом.
Украшенные
Причем столь наглым и откровенным образом, что впору было воздеть руки к небу и риторически вопросить:
– Как же так?!
– А вот так, - на бегу отозвался один из грабителей и, забросив на очередную телегу глухо звякнувший мешок, помчался за следующим.
Ярмарка переглянулась, пожала плечами и, стеная и голося, бросилась к Скейским воротам - западному входу в Трою, - надеясь не столько на защиту крепких стен, сколько на своевременную помощь воинов Лаомедонта.
И впрямь - предупрежденные часовыми на башнях, увидевшими пиратские корабли раньше всех, из ворот уже выезжали колесницы Лаомедонта и его сыновей, за которыми громыхали оружием и доспехами пешие солдаты, общим числом около тысячи.
– Прочь с дороги!
– надсаживался троянский правитель, сперва мысленно, а потом и в полный голос проклиная наглых пиратов и тупую толпу, загородившую дорогу. Драгоценные минуты шли одна за другой, солдаты вязли в людской массе, кого-то затоптали, кого-то собирались затоптать, а он истошно возражал; короче, пока троянские блюстители закона, отвыкшие от подобных переделок (после походов Геракла во Фракию и на амазонок налеты на окрестности Трои практически прекратились), выбрались на открытое место и во все лопатки понеслись к берегу моря - пираты уже заканчивали погрузку награбленного на корабли.
Скачущий первым Лаомедонт только успел порадоваться жадности морских гостей - видимо, решив не оставлять ничего из богатой добычи, пираты собирались принять бой, чтобы позволить части отряда довершить размещение краденых товаров на дощатых палубах кораблей. Впрочем, это был чуть ли не единственный повод для радости (если не считать тройного преимущества в людях), потому что место для обороны пираты выбрали идеальное: от троянцев их отгораживал ров и насыпь, поверх которой уже были свалены опустевшие телеги.
Получилось что-то вреде крепостной стены, выгибающейся полукругом и обеими концами упирающейся в берег; так что троянским солдатам волей-неволей пришлось идти на штурм укреплений, находившихся у них же дома.
Спешившись, Лаомедонт на миг задержался, прикидывая, каким образом будет удобнее пересекать ров и брать приступом насыпь, ощетинившуюся дышлами перевернутых телег.
– У-у, проклятое наследие!
– пробормотал он, имея в виду геракловы укрепления и недоумевая, почему до сих пор не распорядился засыпать ров и снести насыпь.