Жук (Том II)
Шрифт:
— Что стряслось? — спросил я его.
— Не знаю, сэр. Кажется, что-то на путях. Что это?
Вопрос был задан людям в паровозе. На него ответил кочегар:
— Кто-то спереди, как сумасшедший, машет красным фонарем. Повезло ему, что я это заметил, иначе бы прямо на него наехали. Кажется, что-то произошло. Вон он подходит.
Глаза мои привыкли к темноте, и я увидел, как кто-то, сильно торопясь, приближается к нам по шпалам, не переставая размахивать красной лампой. Проводник двинулся ему навстречу, громко спрашивая:
— Что случилось? Кто там?
Ему ответили:
— Господи! Да это же Джордж Хьюитт. Думал, вы прямо в нас врежетесь!
— Ого! —
— Даже так? Значит, догнали. И слава Богу!.. У нас авария.
Я уже открыл дверь вагона, и мы втроем выбрались наружу.
Глава 47. Что было в вагоне третьего класса
Я подошел к незнакомцу в железнодорожной форме, державшему фонарь.
— Вы проводник полуночного поезда из Сент-Панкраса?
— Да.
— Где ваш поезд? Что произошло?
— Ответ на первый вопрос: вон там, прямо перед вами, его обломки. А произошло, ну, крушение.
— Что значит «крушение»?
— От товарняка, шедшего впереди нас, оторвались перегруженные вагоны и въехали по наклонной прямо в наш экспресс.
— Как давно это случилось?
— И десяти минут не прошло. Я как раз направлялся по путям к сигнальной будке, а до нее добрых две мили, когда заметил вас. Господи! Я думал, будет второе столкновение!
— Каков ущерб?
— Как по мне, нас всех будто передавило. Насколько я понял, впереди все вагоны искорежены. У меня самого такое чувство, точно весь я изнутри переломан. Я служу на дороге уже тридцать лет, но это моя первая авария.
Было слишком темно, и я не видел лица говорящего, однако по его голосу было похоже, что он либо плачет, либо вот-вот разрыдается.
Наш проводник повернулся и крикнул машинисту:
— Ты б к сигнальной будке отъехал, им сообщил!
— Хорошо! — раздалось ему в ответ.
Поезд дал задний ход, непрерывно свистя по мере движения. Должно быть, его было слышно всей округе, и люди наверняка поняли, что на дороге произошло серьезное несчастье.
Пострадавший экспресс тонул во тьме: от резкого столкновения у него погасли фонари. Кое-где мерцали свечи и зажигались спички, но больше света не было. Люди собирали обломки в кучи возле путей, намереваясь разжечь костры — скорее для освещения, чем для тепла.
Многим удалось выбраться из вагонов, и теперь они бродили здесь и там вдоль насыпи. Но большинство пассажиров экспресса оставались заперты внутри поезда. Двери вагонов заклинило. Их нельзя было открыть без специальных инструментов. На каждом шагу мы слышали жалобные крики. Мужчины, женщины, дети молили о помощи.
— Сэр, откройте дверь! Ради Бога, откройте дверь!
Вновь и вновь, на разные голоса, жалобно или яростно повторялись эти слова.
Проводники безуспешно пытались успокоить своих зачастую обезумевших пассажиров.
— Все в порядке, сэр! Подождите минуточку, мадам! Нам не открыть дверь без инструментов, экстренный поезд уже отправился за ними. Потерпите, и скоро вам окажут любую помощь. Здесь вы в безопасности, только не волнуйтесь.
Но именно это и было труднее всего — не волноваться!
Впереди, у паровоза, царил хаос. Товарные вагоны, послужившие причиной катастрофы — впоследствии их насчитали шесть, вместе с вагонами караульной службы, — везли мешки с цементом. Мешки порвались, и теперь все вокруг покрылось едкой пылью. Она витала в воздухе и разъедала глаза, ослепляя нас. Паровоз экспресса оказался перевернут. Он исторгал дым, пар и огонь — того
Передние вагоны, как выразился проводник, «искорежило». Они обратились в груду обломков, беспорядочной массой втиснутых друг в друга. Внутрь вагонов, точнее, внутрь того, что от них осталось, удалось попасть лишь днем. В первом купе третьего класса творилось нечто невообразимое.
Везде были разбросаны куски опаленных ковров и лоскуты, предположительно, шелковых и льняных тканей. Я подобрал их. Эксперты заверили меня, что это не шелк и не лен, а какой-то натуральный, неизвестный им материал происхождения скорее животного, чем растительного. На подушках сидений и деревянных покрытиях, особенно на досках пола, темнели огромные пятна, похожие на потеки. Когда мы их заметили, они еще не успели высохнуть и источали очень неприятный запах. Одна деревянная панель — с такими пятнами — до сих пор у меня. Она была также отправлена на анализ, и мнения экспертов разделились. Некоторые специалисты утверждали, что это пятна человеческой крови, подвергнувшейся воздействию высокой температуры и, так сказать, перекаленной. Другие заявили, что это кровь дикого животного, возможно, из семейства кошачьих. Третьи заверяли, что это вовсе не кровь, а просто краска, тогда как четвертые высказались следующим образом — цитирую лежащее передо мной заключение: «Пятна являются нагаром некоего вязкого вещества, представляющего собой, судя по всему, выделения какой-то разновидности ящериц».
В углу нашли женщину, одетую в потрепанный мужской костюм. Это была Марджори Линдон.
В вагоне провели самый тщательный обыск, но больше ничего не обнаружили.
Глава 48. Заключение
Со времени моего участия в событиях, бегло описанных выше, прошло несколько лет — иначе я не чувствовал бы себя вправе придать их огласке. Но по причинам вполне объяснимым я отказываюсь говорить, сколько именно лет миновало.
Марджори Линдон до сих пор с нами. Когда ее извлекли из-под обломков экспресса, в ней теплилась искра жизни — теперь вновь превратившаяся в пламя. Ее выздоровление, однако, стало не просто делом недель и месяцев, оно длилось годы. Насколько мне известно, даже после полного восстановления физических сил, что само по себе оказалось задачей сложной, ее психическое состояние еще три года оставалось предметом заботы врачей. Они сделали все, что могут позволить медицина и деньги, и с течением времени — великого целителя — добились весьма неплохих результатов.
Ее отец скончался, оставив ей семейное состояние. Она вышла замуж за человека, появляющегося на этих страницах под именем Пола Лессинхэма. Будь имя настоящим, ее сразу бы узнали: это пользующаяся популярностью и всеобщим уважением жена одного из величайших политиков нашего века.
Ей ничего не рассказали о роковом дне, когда она, находясь в сознании или беспамятстве, прошлась по Лондону в истрепанном одеянии бродяги. Сама она тоже никогда не упоминала о тех событиях. Рассудок вернулся к ней, но они, кажется, испарились из памяти, будто их и не было вовсе, за что ей следовало бы благодарить Бога, хотя она может не знать этого. Как следствие, все случившееся тогда и особенно то, что происходило в железнодорожном вагоне в ужасный час ее пребывания между жизнью и смертью, навсегда останется тайной, которую уже никому не раскрыть. До сей поры мы ломаем головы над многими вопросами: что стало с существом, чуть ее не убившим, кем и какого пола оно было, откуда явилось, куда исчезло и с какой целью ранее прибыло в Англию.