Журавли покидают гнезда

Ли Дмитрий Александрович

— Память дана не для того, чтобы помнить только зло. А вы вспомните о хорошем, что есть в вашей сестре. Не поверю, чтобы она никогда не была с вами добра. Она — женщина, она — сестра…

— Сестра! — задыхаясь от злобы, выговорил Хагу. — А что память? Не вечна она, от времени стирается. А свинец не выпадет — он прочно сидит в моем теле, — и может, от боли или от обиды он взвыл, высоко задрав голову.

В комнату робко вошла Эсуги. Сжав руки на груди, она с состраданием посмотрела на Хагу, затем виновато покосилась на Юсэка и, заметив, что он не сердится на ее появление, посмела приблизиться к топчану.

— Мы

не пойдем к Синдо, — сказал Юсэк твердо, надеясь порадовать Хагу. — Мы будем жить с дядей Хагу.

Хозяин избы не отозвался и лежал, крепко сжав веки и зубы. Всю эту ночь Юсэк и Эсуги были рядом с Христиной. Хагу бредил. Даже чудодейственные примочки хозяйки не могли унять его боль. Не зная, что дальше делать, она сидела рядом на табурете и напряженно всматривалась в его лицо, то и дело придерживая его руки.

На третий день раненый почувствовал себя сносно. Он перебрался в свою комнату, куда и Юсэк теперь мог входить свободно, не опасаясь Христины. Да и Хагу уже не мог обойтись без Юсэка. Этот юноша с наивными, чистыми глазами и смешными, но честными рассуждениями отвлекал его от мыслей. Хагу по натуре был грубым человеком, но к Юсэку относился мягко, даже ласково. Однажды, пользуясь хорошим расположением, Юсэк решил спросить о человеке, запечатленном на фотокарточке. Лицо Хагу мгновенно преобразилось, в глазах мелькнул гнев:

— Я не знаю, о ком ты говоришь.

Юсэк быстро подошел к столу, достал из него сложенный вдвое лист бумаги и протянул Хагу. Вырвав бумагу, тот не стал ее разворачивать, а сразу же, разорвав на мелкие кусочки, швырнул в угол.

— Ведь это какой-то документ, а вы его порвали! — вскрикнул Юсэк.

— Его хозяин мертв. А мертвому документ не нужен, — сказал Хагу, неожиданно рассвирепев. — Кто тебе позволил рыться в этих ящиках?

— Я сам… случайно, — с испугом пролепетал Юсэк.

— В Корее за такое самовольство дали бы по рукам.

— Но почему вы испугались, увидев эту бумагу? — спросил Юсэк, осмелев.

— Да нет, просто противно, — ответил Хагу, сплевывая.

— Вы ненавидите русских?

— У меня жена русская, — сказал Хагу. — Я ненавижу всех, кто с Синдо в одной упряжке. А этот тоже участвовал в грабеже моего хутора. Вот и получил сполна. Пусть его брат, командир отряда, подумает: стоит ли со мной связываться? — И он еще долго рассказывал во всех подробностях об убийстве Егора Мартынова.

Юсэка потрясло, что он с наслаждением рассказывал, как истязали пленного.

— Уверяю тебя, что такая же участь ожидает и Синдо, — закончил Хагу.

— Я не думал, что вы такой… — произнес Юсэк твердо.

— Я был другим, понял? Жизнь заставила. Иначе нельзя. Иначе съедят, — сказал Хагу спокойно и поднялся.

— Но и вы чудом уцелели. Могли и с вами так же поступить.

— Конечно, — согласился Хагу. — Я не дракон с семью головами. Одна она, и сердце одно, и жить мне отпущено столько же, сколько любому смертному. Потому и брыкаюсь, чтоб до времени не вознестись на небо.

— Но вас так мало, да и те, что есть, кажется, не совсем вами довольны, — заметил Юсэк. — Во время болезни вас никто не навестил.

— Знаю и об этом.

— Как же вы тогда хотите своего добиться?

— Помогут.

— Кто? На кого вы надеетесь?

— На японцев.

— Вы

на них надеетесь? — ужаснулся Юсэк. — Да разве хищник отдаст добычу? Попадись им — они и вас-то приберут. Кого они щадили в Корее? Вспомните!

— Не тронут они тех, кто станет им сочувствовать, — сказал Хагу неуверенно.

— Сочувствовать японцам — значит изменить земле, где вы нашли приют, сбежав от тех же японцев? И все это из-за ссоры с сестрой? Какая нелепость!

Хагу не ответил. Он прошелся, болезненно сморщив лицо и покусывая губы. Вдруг остановился, вздохнув тяжко, безысходно:

— А что мне делать? Что?!

— Помириться.

— С Синдо?!.. Нет уж! Этого не будет! Я пойду на что угодно, но только не на это. Терять мне нечего — все отнято: или — она, или — я. Осрамила меня перед моими людьми! Теперь из-за этой пули я их вряд ли удержу! Разуверятся во мне окончательно. В кого она стреляла? В того, кто ради нее же копался в земле, как сурок, не ведая иной жизни! А ты мирить нас взялся. В своем ли ты уме?..

Только теперь, глядя на него, Юсэк понял всю нелепость своего совета. Только сейчас он понял — кому-то из них, Синдо или Хагу, не жить. И смертником ему представлялся Хагу. Значит, нужно переговорить с Синдо. Но согласится ли Хагу отпустить его? Сказать, что он хочет повидаться с друзьями? Но они для Хагу такие же враги, как и Синдо…

— Ну, а если люди все-таки покинут вас? — спросил Юсэк. — Что вы намерены делать?

Хагу не ответил.

— Что же вы молчите? — переспросил Юсэк. — Может, я вам чем-то смогу помочь?

— Ты? — Хагу только усмехнулся.

— Я пойду к ней, я все объясню…

— Что, например? — перебил его Хагу. — Про то, как от меня бегут люди? Или как я жалок в своем одиночестве?

— Нет, я уверю ее, что вы сильны, — сказал Юсэк. — Я напугаю их всех. Со слабым легко расправиться. А вот когда узнают, что орешек не по зубам, они уймутся, побоятся.

Осененный какой-то мыслью, Хагу быстро подошел к нему и прошептал с радостью:

— А ведь здорово ты придумал, а! Скажешь им, что я соединился с атаманом! Синдо хорошо знает этого человека, потому и побоится двинуться сюда. А я тем временем придумаю что-нибудь. Может, и в самом деле свяжусь с ним. И поедешь ты сегодня же. Мой человек подвезет тебя к дороге, а там сам доберешься.

— А Эсуги?

— Зачем девушке вмешиваться в мужские дела? Ее никто не обидит. Я приставлю к ней Христину. Кажется, они уже сдружились.

— Нет, — возразил Юсэк, — я не пойду без нее. Да и Эсуги ни за что не останется. Вы ее не знаете. А еще у нее такая болезнь… И что я отвечу, когда товарищи спросят о ней?

— И то верно, — согласился Хагу. — Вместе так вместе. Бог с вами.

* * *

Как и ожидал Юсэк, Эсуги восприняла весть об отъезде без особой радости. Она уже успела свыкнуться со здешней обстановкой, даже понимала Христину. Научилась готовить русскую пищу, которая нравилась ей, особенно пироги с грибами. Да и мужчины относились к ней почтительно, называя дочкой. Ей тоже хотелось сделать им что-то приятное — она стирала им белье, убирала избы и все делала охотно, с любовью. И вот опять предстояло расставаться и идти невесть куда Юсэк заверил ее, что, повидав друзей, они обязательна сюда вернутся.