Журавли улетают на юг

Сергей Венедиктович Сартаков

Журавли улетают на юг

Повесть

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ВПЕРЕД!

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ДОМОЙ, ДОМОЙ!..

Директор леспромхоза Петр Федорович Горячев вопросительно посмотрел на Александра: белокурый, голубоглазый парень в военной форме, но уже без погон; широкая планка с орденскими лентами... Откуда он? Кто такой? В своем поселке Петр Федорович знал каждого. Новому человеку попасть сюда не просто. Поселок в глухой тайге, грунтовых дорог к нему нет, по Ангаре и пароходы не ходят, катеров снизу за последние дни тоже не было. Вчера

–  Товарищ директор, мне бы надо уехать.

–  Уехать? Куда уехать?

Вороша длинные, распадающиеся в стороны волосы, Петр Федорович все поглядывал на парня: кого-то из знакомых напоминает он ему...

–  Мне надо в Утесову.

–  В Утесову? Вона куда! Далеконько. Чем же я должен помочь?

–  На плоту проплыть прошу разрешения. Говорили мне, что пойдет у вас плот до самой Утесовой.

–  Даже немного дальше - до Куликовского лесозавода. Ну что ж, плывите, билеты на плот не продаются. Места хватит. И лоцман будет рад-радешенек, что лишний человек на плоту поплывет. - И не вытерпел, спросил: - А как вы к нам сюда-то попали?

–  Попутчиком на патрульном самолете прилетел.

–  Ага! Так я и подумал. Я вас как будто и раньше встречал?

–  Не знаю. Вряд ли. Разве вчера вечером в клубе - заходил я на праздник ваш посмотреть.

–  Да, возможно, там я вас и видел, - сказал Горячев, - хотя точно и не помню. А для нас вчера большой был праздник. Как же, сплотку закончили, последний плот в дорогу приготовили - все! Да еще с каким перевыполнением плана... А вы откуда к нам прибыли?

–  Из Вены, - сказал Александр.

–  Чего же так долго в армии задержались? - полюбопытствовал Петр Федорович.

–  Все просился, чтобы меня в кадрах оставили.

–  Ну и что получилось?

–  Как видите: ничего. Другие тоже просились. А нас всех демобилизовали.

–  И правильно! Конец войне - и, значит, все к мирной жизни вернулись. А что же вы из города по Енисею на пароходе прямо в Утесову не уехали? Зачем к нам-то сюда, на Ангару, забрались? И, выходит, на один день только...

–  Видите ли, я почти здешний - тогучанский. Фамилия моя Прутовых...

–  А! Вон что... Так это ваша мать в Тогучанах была учительницей?

–  Да. А вы знаете ее? - обрадованно спросил Александр.

–  Знаю, - сказал Петр Федорович. - Как не знать Евдокии Филипповны.

–  Наверно, сильно она постарела? Так, по фотографиям, мне казалось...

–  Годы, конечно, идут, - заметил Петр Федорович, - только вы очень-то фотографиям не верьте. Они любят у человека морщины показывать. А дело совсем не в морщинах. Была бы душа молодой.

–  Это верно, - сказал Александр, и лицо его засветилось. - Мама у меня всегда была энергичной!

–  Такой и осталась. Потому и с повышением - ее заведующей школой в Кондратьеву перевели.

–  Это, кажется, в сторону от реки?

–  Да, десять километров от Утесовой... Так-так, теперь мне понятно, почему я вас признал за знакомого: вы лицом на свою мамашу похожи. Да-а... Выходит, ехали и не знали, что Евдокии Филипповны

–  Выходит, так. Из Вены путь сюда не близкий. Наверно, мама мне написала, а письмо со мной в дороге разминулось.

–  Случается. Теперь когда же вы домой попадете? До Утесовой отсюда неделя пути. А так бы, если из города сразу на пароходе, всего одни сутки.

–  Да... Но что же теперь сделаешь?

–  Ничего не сделаешь. Действительно, другого выхода для вас нет. Что вы делать в Кондратьевой собираетесь?

–  Пока не знаю еще.

–  Вы специалист какой-нибудь?

–  Гражданской специальности нет. Десятилетку кончил - и сразу на фронт, - сказал Александр.

–  Так... - протянул Петр Федорович. - Ну ничего, специальность быстро приобретете. Кондратьева - село большое. Там есть где на работу устроиться.

Он рукой повертел в воздухе. Не найдя, что еще сказать, начал приглаживать непослушные волосы.

–  Значит, я могу идти на плот? - спросил Александр.

–  Конечно, конечно! Я там тоже, только немного попозднее, буду...

Александр поблагодарил Петра Федоровича и, выйдя из конторы, зашагал к реке.

Плот, предназначенный к отправке, вытянувшись почти на километр, подобно острову отделялся от берега протокой. Вода с шумом струилась в этой узкой щели. Ритмично подрагивали стальные тросы, которыми плот удерживался на причалах. Берег был пуст, безлюден. Сколько было видно глазу, толстый слой коры, облетевшей с бревен, устилал спуск к реке.

Стояли последние дни августа. Согретый утренним солнцем воздух был напоен тем терпким ароматом, который присущ только плотбищам. Пахло вянущими листьями тальника, свежей сосновой щепой, развороченной бревнами влажной землей. И все заглушал резкий, слегка кисловатый запах мокрой коры.

Не один раз за минувшие годы Александру приходилось ожидать очереди у наскоро устроенных военных переправ. Там, так же как и здесь, грудами лежали бревна и щепки и так же была взворочена земля, но не запомнился ему этот терпкий аромат подсыхающей коры. Всегда на переправах было только одно: сдержанный шум людских голосов, черта противоположного берега и жадное стремление достигнуть его поскорее. Теперь с такой же жадностью он всматривался в затянутую синей дымкой даль реки. Там, впереди, был дом, там его ожидала встреча с матерью, там для него начнется мирный труд. И, должно быть, от ощущения близости всего этого таким бодрящим и возбуждающим казался запах плотбища, что хотелось петь, прыгать, ворочать любые тяжести, широко шагать, ловя открытым ртом пряный воздух надвигающейся осени.

Из шалашки - маленького домика на плоту - вышел мужчина. Широкоплечий, немного сутулый, с коротко подстриженной седой бородой. Седина серебрилась у него и на висках. Он подошел к кромке плота, надвинул фуражку ниже на лоб, из-под ладони глянул на Александра и негромко спросил:

–  Ты что, парень, сюда, что ли, метишь?

–  Да, - откликнулся Александр. - Вы лоцман?

–  Лоцман. А что тебе?

–  С вами до Утесовой попутным сплыть хочу.

–  Езжай! - радушно сказал лоцман. - Бери эвон лодку да подплывай.