Журнал «Байкал» 2010-01

Эрдынеев Александр Цырен-Доржиевич

Встреча — разлука 

Приникнув к твоей груди, пахнущей молоком, я плачу. Душа истомилась, в тоске по тебе изнывая. Я плачу. Со вздохом печальным кляня нашу участь, я плачу. До звездочки первой на небе безлунном я плачу. В твоем задыхаясь дыханье, то жарком, то холодном, я плачу. И каясь в разлуке с тобою, неизбежной и скорой, я плачу. И ты ночью тихой, любимая, плачешь. Я плачу. Меняя свои изголовья, от слез уже мокрые, мы плачем. А мир... — он привычен к расставаньям и встречам людским. С усмешкою смотрит на нас. Но мы — беззаботны, беззлобны, живем себе и живем.

Вернуться к маме

Родные вершины мерцая плывут в дымке синей. Но Вас не нашёл я на пастбище плачущих глаз. О

мама, молю — простите вы грешного сына: Цветком луговым в вашей жизни я был же хоть раз. А старость уж пала на косы нетающим снегом, Поникла глава по сыну-бродяге в тоске. Ах, что мне делать, когда вашей нежности млеко Перебродило, как старый кумыс в бурдюке. Хотел бы под звон колокольцев искать ваши груди, Хотел бы однажды нагрянуть в Хэнтэйскую степь И вновь ощутить на спине ремень сыромятный упругий, Теплом Ваших губ на темени сердце согреть. Ах, сколько я видел во снах, как стоите У очага, помешивая вечный свой чай, И слышал храп лошадиный сыновьим наитьем, И к Вам возвращался, сквозь ветры сочась. Когда так вздохнёте, что с сердца падает глыба, Пойму, что и летом летит вместо бабочек снег. Когда Вы кочуете по времени с ясной улыбкой, То песен кукушки глупей в мироздании нет. Душа не устанет по сыну томиться и плакать, Но карма не даст ей до смерти самой отдохнуть. Хоть я творю Вашим именем только лишь благо, Мне остается о доле подобной вздохнуть. С печалью познанья погружаюсь я в мутные воды, Жизни и слёзы сдержать не могу. Вернусь. Не однажды мы с мамою встретим восходы. Вернусь. И однажды вновь стану цветком на лугу!

Бабушка, муха и я

Бабушка у огня прядет шерсть, Видно, хочет носки мне связать. В солнечном свете, струящемся в тооно, Мухи свой вечный танец танцуют... И от жалости к бабушке, мухам Мне становится зябко...

* * *

Женщина, Покуда молода, прекрасна, Полюбить успей поэта. — Смотри, уйдёт и он, Как и красота твоя.

* * *

Как жизнь идет моя — тебе какое дело! Одно я знаю: ты живешь лишь ради смерти.

* * *

Когда в долинах чахнут травы, — табуны спешат домой. Когда зимой повеет небо, - вспомнится мне мать.

* * *

Когда вернулись мать с отцом с букетом для меня, уже барахтался их сын в силках страданий...

* * *

Когда уйду далёко-далёко, Когда звездой одною станет больше, И полная луна прольёт печаль на землю... Когда роса вечерняя омоет твои ноги... В тот час, в тот миг Ты обо мне...

* * *

Кто бы ни скончался — печалиться не надо. Пусть хоть кто-то покинет долину страданий...

Мольба

Ты — единственная истина на свете, смерть моя. Приди, я заклинаю! Как хотел бы я покинуть жизнь. Жизнь... Уйти водой сквозь пальцы. Лишь одно постиг я, смерть моя: кроме жизни нет страданий в мире. Унеси же, смерть, смерть ясная моя, смерть чистая что источник горный... Ты меня настигнешь, если убегу. Молча обойдешь — коль встречу я без страха. Ты подобна камню, брошенному в воду. Смерть моя, не покидай меня!..

Наши

Ревет братишка, мать колыбельную поет. Сержусь я, смеется отец. И — слезы, сестрою пролитые при родах. И — слезы, пролитые при смерти дедом. Мы — это мир. И

мир этот — наш...

Послезавтра

Если любишь меня - пусть это будет сегодняшним днем. Если сможешь влюбить и меня — пусть то будет завтрашним днем... Если истинной будет наша любовь — пусть то будет страданьем и счастьем, ожидающими тебя послезавтра...

* * *

Почему-то у поцелуев под звёздами вкус смерти... И украшения красавиц так пахнут греховным...

Приезд отца

Слышно: где-то заржал один дух. Навстречу ему дух другой заскулил. Третий дух в ответ заговорил.

Прозрачность

Это утро прозрачное лишь тебе я дарю: всю прошлую ночь снилось мне, как пело солнце соловьем золотым, как плакал серебряный заяц луны. Это утро прозрачное лишь тебе я дарю: всю прошлую ночь снилось мне, как ласкал я дракона золотого солнца, как серебряной рыбкой играла луна. Это утро прозрачное лишь тебе я дарю: всю прошлую ночь снилось мне, как искал я солнца лотос златой, как срывал я серебряный лотос луны... Ты одна только снишься все ночи в году. Это утро — твое. И твой — этот мир!

Разделим яблоко…

Любимая, давай разделим яблоко.  Ведь оно — одно на двоих. Сначала — я раз откушу. Затем — откусишь ты. (Я так люблю тебя!) Потом я откушу: два-три-четыре раза. А ты — всего лишь раз. И — яблока уж нет! То было яблоко страданий. (Я так люблю тебя!) Любимая, давай разделим яблоко. Ведь оно — одно на двоих. Сначала — ты раз откуси. Затем — и я. (Я так люблю тебя!) Потом ты откуси: два — три — четыре — пять раз. А я — всего лишь раз. И — кончился наш плод. То было счастья яблоко. Любимая, давай разделим яблоко, единственное доставшееся нам, со вкусом смерти, смерти золотой. Разрубим пополам серебряным мечом любви и счастья, и покоя. Затем... Я так люблю тебя!..

Слепота

Как мы слепы! — пуще всяких грехов смерти страшимся. И не ведаем о том, что дух наш закалится лишь в борьбе достойной со страданьями... Всё мы богу вверяем, что было иль не было с нами, не зная, что смех и слезы — в конце концов — одно и то же. Старуха на закате дней совсем запуталась: никак не разберет, где грех и где благо... Сама жизнь ошибается, полагая, что рай возможен только в покое... И мы с тобою, к счастью спеша, приближаемся только лишь к смерти... Так и заснем бок о бок в сырой тишине могилы...

Триптих

Возвращаюсь...

Проехал я мир, оседлав вещий стих. Расстался с судьбою, глухой и слепой. Покинул я алчный человеческий мир.

Плачу...

С ветром мы плачем: подслушать бы нам сердцебиенье красавицы юной. С луной мы рыдаем; проникнуть бы нам В сновиденья серебряные милой.

Пью...

Пью в надежде очищенья душ людских, исполненных греха. Пью в надежде примиренья, равновесия света и тьмы. Пью за прозренье жизни. Допиваю молодость свою.