Журнал «Байкал» 2010-01
Шрифт:
«В нынешнем во 199-м [42] году… объявились многие подроски женатые и холостые, не в ясаке, по пятнадцати и по шестнадцати и по семнадцати и по двадцати лет и больши, и ныне я на них ясаку на 198 [43] год без указу великих государей просить не смею, чтоб они того не поставили себе в тягость и в налогу, а иные из них многие есть скудны гораздо… те подроски передо мною сказывали: наперёд де сего они ясаку не платили для того, что де их в ясачной платёж нихто не спрашивал, а сами де те подроски ясаку не приносили за себя за скудостью ж. С тех старых подросков ясак на 198-й год брать ли и в скольки лет подросков же в ясак верстать, о том что ты стольник и воевода укажешь» [44] .
42
Указана дата «от сотворения мира» (7199 г.); по современному исчислению — 1691 г.
43
Т. е.
44
Сборник документов по истории… — с. 378.
Из пометы на обороте отписки:
«На прошлой на 198 год ясаку брать не велеть, чтоб им быть не в тягость».
Дореволюционные источники указывают:
«Уплата ясака ложилась на инородцев тяжелым бременем, так как служилые люди старались собирать его с прибылью и позволяли себе разные злоупотребления… ясашные народы терпели от зборщиков ясака и прочих начальников грабительство и разорение».
Едва ли не хуже обстояло дело в самой коренной России. В. О. Ключевский в своём многотомном труде приводит мнение сведущих людей эпохи Петра:
«что из собранных 100 податных рублей только 30 попадают в царскую казну, а остальное чиновники делят между собою за свои труды… Чиновники истинные виртуозы своего ремесла. Средства для взяточничества неисчислимы, и их так же трудно исследовать, как и исчерпать море».
Всё же видится нечто утешительное в мысли, что «коррупционная составляющая» есть неотъемлемый атрибут не только демократического, но и вспоминаемого с ностальгической грустью монархического общества.
Следует подчеркнуть, что в рассматриваемую эпоху несладко приходилось всем, и, может быть, простому русскому человеку было горше других.
Ключевский писал:
«Пётр понимал экономию народных сил по-своему: чем больше колоть овец, тем больше шерсти должно давать овечье стадо… На русского плательщика он смотрел самым жизнерадостным взглядом, предполагая в нём неистощимый запас всяких податных взносов».
И далее:
«…прямое обложение сведено было в две классовые подати: одна, под названием ямских и полоняничных денег, падала на крепостных людей, другая, стрелецкая, во много раз более тяжелая, была положена на все остальное тяглое население… (С началом Северной войны) регулярная армия и флот потребовали новых средств: введены были новые военные налоги, деньги драгунские, рекрутские, корабельные, подводные; драгунская подать на покупку драгунских лошадей, падавшая и на духовенство, доходила до 2 рублей с сельского двора и до 9 рублей с посадского на наши деньги.
Не было обойдено, конечно, и косвенное обложение… Начиная с 1704 г., один за другим вводились сборы: поземельный, померный и весчий, хомутейный, шапочный и сапожный — от клеймения хомутов, шапок и сапог, подужный с извозчиков — десятая доля найма, посаженный, покосовщина, кожный — с конных и яловочных кож, пчельный, банный, мельничный, с постоялых дворов, с найма домов, с наёмных углов, пролубной, ледокольный, погребной, водопойный, трубный — с печей, привальный и отвальный — с плавных судов, с дров, с продажи съестного, с арбузов, огурцов, орехов…
Появились налоги, трудно доступные разумению даже московского плательщика, достаточно расширенному прежними порядками обложения… Обложению подвергались не одни угодья и промыслы, но и религиозные верования, не только имущество, но и совесть. Раскол терпелся, но оплачивался двойным окладом подати, как едва терпимая роскошь; точно так же оплачивались борода и усы, с которыми древнерусский человек соединял представление об образе и подобии божием. Указом 1705 г. борода была расценена посословно: дворянская и приказная — в 60 рублей (около 480 рублей на наши деньги [45] ), первостатейная купеческая — в 100 рублей (около 800 рублей), рядовая торговая — в 60 рублей, холопья, причетничья и т. п. — в 30 рублей; крестьянин у себя в деревне носил бороду даром, но при въезде в город, как и при выезде, платил за неё 1 копейку (8 копеек).
В погоне за казённой прибылью доходили до виртуозности, до потери здравого смысла, предлагали сборы с рождений и браков. Брачный налог и был положен на мордву, черемису, татар и других некрещеных инородцев; эти „иноверческие свадьбы“ ведала сборами медовая канцелярия прибыльщика Парамона Старцева, придумавшего и собиравшего пошлины со всех пчельников. Дивиться надо, как могли проглядеть налог на похороны. Свадебная пошлина была уже изобретена… и сама по себе еще понятна: женитьба — все-таки маленькая роскошь; но обложить русского человека пошлиной за решимость появиться на свет и позволить ему умирать беспошлинно — финансовая непоследовательность, впрочем, исправленная духовенством».
45
Т. е. по курсу конца XIX- начала XX вв.
Исследователи пишут, что к далекому, неизведанному путешествию в Москву забайкальские бурятские роды готовились почти три года (запомним эту цифру).
Да, конечно, решение об этом «хождении за три моря» не было и не могло быть скоропалительным. Такие решения наобум не принимаются. Они готовятся долго, тщательно и предваряются соответствующей «разведкой». Даже в наши дни, при наличии современных средств коммуникации, подготовка визита к высшему руководству страны требует немалых трудов и времени. Что ж тогда говорить о той-то эпохе.
Совершенно очевидно, что предводителям бурятских родов надо было иметь достаточно ясное представление о личности царя, о том, какие
Трижды подумаешь, прежде чем предстать перед человеком, личность которого среди простого народа, особенно в окраинных частях государства, вызывала в ту пору чувство мистического ужаса. На этой весьма существенной, своеобразной и драматической особенности жизни России того времени стоит остановиться чуть подробнее.
Церковные реформы патриарха Никона положили начало кризису не только церковному (раскол), но и политическому (хованщина), когда в связи с усилением единоличной власти царя забеспокоились о своих старинных привилегиях могущественные боярские роды Стрешневых, Салтыковых, Хованских, Морозовых, Соковниных, Урусовых и др. К моменту воцарения Петра эти два течения, светское и духовное, были представлены двумя грозными силами — материальной и идеологической. Первой из них являлось стрелецкое войско, а вторая была подготовлена пламенными эсхатологическими [46] проповедями таких пророков-обличителей, как знаменитый нижегородский Аввакум, Иоанн Неронов в Москве, священник Дометиан на Тоболе, чернец Иванище в Тюмени, Кузьма Косой на Дону и т. д.
46
Эсхатология — учение о конце света.
Их обращения к народу, яркие, страстные, проникнутые огнедышащей ненавистью к «сатанинскому миру сластолюбцев и лихоимцев», были настолько убедительны, настолько соответствовали всей великой жестокости повседневной жизни, что объявленное ими на 1666 год «пришествие антихриста» было воспринято крестьянским населением со всей серьезностью.
«Вряд ли что подобное происходило когда-либо в другом месте, разве только в 1000 г. в Западной Европе. С 1665 г. забросили поля и все полевые работы; а когда наступил роковой 1666 г., в пасхальную ночь которого (или в ночь под Троицын день) должна была, по расчетам книжников, произойти кончина мира… — крестьянство было охвачено всеобщей паникой и в Поволжье, например, забросило дома и ушло в лес и пустыни… Ожидания конца света принесли крестьянам и их господам полное разорение… Все сроки прошли, конца не было. Но обманутые ожидания не могли поколебать эсхатологической идеологии. Все условия, создавшие ее, остались налицо и даже обострились. Аввакум прямо заявил, что „последний черт еще не бывал“… Произошла простая ошибка в расчете: считали со дня рождения Иисуса, а надо было считать со дня воскресения, к 1666 г. надо прибавить еще 33 года земной жизни Иисуса Христа, и получится 1699 год. В этот год придет антихрист, а конец мира будет в 1702 году» [47] .
47
Никольский Н. М. История русской церкви. М., 1983.
Обстановка всеобщего страха и смятения как нельзя лучше способствовала появлению слухов о том, что антихрист — это сам Пётр. Здесь надо признать, что он и сам давал сильнейшие к тому поводы.
«Поведение Петра, вернувшегося в 1698 г. из-за границы, вместо поклонения святыням поехавшего прямо к Анне Монс и бражничавшего с нею всю ночь, а затем собственноручно резавшего бороды и рубившего головы стрельцам, сначала подало мысль, что подлинный царь пропал без вести в „Стеклянном [48] государстве“, а на его месте в Москве воцарился „жидовин из колена Данова“, т. е. антихрист. Но последующие действия и реформы Петра перенесли представления об антихристе на самого царя» [49] .
48
От слова Стекольна, т. е. Стокгольм.
49
Никольский Н. М. История…
Пушкин, уделявший большое внимание личности царя-реформатора, так прямо и писал, что «Народ почитал Петра антихристом» [50] , и в качестве одного из объяснений этого ссылался на тезис из знаменитого «Стоглава» [51] :
«Творящие брадобритие ненавидимы от Бога, создавшего нас по образу своему».
Сильнейшее брожение в умах простого народа вызвал указ Петра от 15 декабря 1699 г., в котором началом нового года объявлялось 1 января 1700 г., а не 1 сентября, как это испокон велось на Руси. Пояснения, сопровождавшие данную акцию — «считать лета не от сотворения мира, а от Рождества Христова, в восьмой день спустя», — выглядели малоубедительными. «Народ, однако, роптал, — отмечал Пушкин. — Удивлялись, как мог государь переменить солнечное течение, и веруя, что Бог сотворил землю в сентябре месяце, остались при первом своем летоисчислении». Неоспоримым аргументом в пользу «сентябрьского сотворения мира» стали… знаменитые библейские яблоки «познания добра и зла»: яблок в январе не бывает — уж это-то российский крестьянин знал твердо.
50
Пушкин А. С. История Петра I. Подготовительный текст. Собрание сочинений. Т. 8. М. 1977.
51
«Стоглав» — состоящий из 100 глав сборник решений, названного поэтому Стоглавым, церковно-земского собора в Москве, в январе-мае 1551 г., при Иване Грозном.