Журнал «Байкал» 2010-01
Шрифт:
Особое это настроение «перед концом света» породило такое крайнее средство побега из насквозь греховного мира, как самосожжение. Крестьяне «самоохотно» сжигались в избах и овинах, в скитах и церквах; горели целыми семьями, целыми деревнями; горели на Тоболе и под Тюменью, в Приуралье и Зауралье, в Поморье и Заволжье. Горели сотнями и тысячами.
Известия о происходящем, приукрашенные чудовищными подробностями, достигали отдаленнейших уголков государства, в том числе, разумеется, и Забайкалья. Бурятскому населению вряд ли что могло сказать слово «антихрист», но то, что многие простые русские люди считают своего «хана» великим злодеем, — уж это-то уразуметь
Но коль скоро предводители бурятских родов все же решились ехать к такому «страшилищу», то, очевидно, потому, что им было известно нечто такое, что придавало им уверенность в успехе предпринятого дела. То есть можно предположить, сам Пётр в силу определённых причин был весьма заинтересован в приезде к нему «брацких людей» из далёкого Забайкалья.
Мы знаем, что царь часто и надолго отлучался из Москвы. Например, его знаменитое пребывание в Западной Европе затянулось на 15 месяцев. И вообще, как писал В. О. Ключевский:
«Петр был гостем у себя дома. Он вырос и возмужал на дороге и на работе под открытым небом. Лет под 50, удосужившись оглянуться на свою прошлую жизнь, он увидел бы, что он вечно куда-нибудь едет. В продолжение своего царствования он исколесил широкую Русь из конца в конец — от Архангельска и Невы до Прута, Азова, Астрахани и Дербента. Многолетнее безустанное движение развило в нем подвижность, потребность в постоянной перемене мест, в быстрой смене впечатлений».
Таким образом, буряты, эти потомственные кочевники, угодив в лице Петра на не меньшего кочевника, рисковали вообще не застать царя в Москве, что обрекло бы их на долгое и чреватое серьёзными неприятностями ожидание. Но коль скоро этого не случилось, то, надо думать, дата приезда бурятской делегации была заранее согласована с самим Петром.
Следует заметить, что именно в начале 1703 г. Петру пришлось особенно ужесточить свой рабочий график: царь готовится в мае заложить Санкт-Петербург и одновременно в небывало форсированном темпе создавать балтийский флот.
И то, что при таком дефиците времени глава государства все же считает необходимым встретиться с какими-то «самодеятельными ходоками» и внимательно их выслушать, — наводит на определённые размышления. Добавим к этому, что в результате, как бы экспромтом, рождается государственный акт, тот самый Указ, которому суждено было на многие десятилетия вперед обеспечить спокойствие и безопасность громадных восточных территорий державы. Нет, походя, по наитию такие вещи не делаются.
Всё вышесказанное разительно не вяжется с версией об «унизительной поездке дикарей». Напротив, создается впечатление, что у царя Петра определённо были некие веские причины для встречи с этими людьми.
И ещё: несмотря на чрезвычайную дальность и трудность поездки, она завершилась в общем-то почти благополучно: из всех ее участников не вернулась домой лишь молодая шаманка Абажа-удаган: увы, организм юной женщины не вынес непосильных дорожных тягот. А ведь при экстремальных условиях того путешествия жертв могло быть куда больше.
Нет, одним лишь удачным стечением обстоятельств вышеперечисленное объяснить трудно. Представляется, что на всех этапах своей миссии бурятская делегация пользовалась помощью и поддержкой. Даже сейчас, 300 лет спустя, за всем этим предприятием чувствуется продуманность, подготовленность и чья-то влиятельная дружественная рука.
Далее, необходимо было точное знание особенностей предстоящего пути: расстояние до Москвы, основные населенные пункты, великие реки и переправы через них, сроки ледостава, характер
По этим и подобным вопросам реальную помощь могло оказать и оказывало именно руководство Нерчинской администрации. Так, делегацию забайкальских бурят «сопровождали в качестве переводчика бывший приказчик из Нерчинска Павел Шурыгин и лекарь Михайло» [52] .
И, наконец, многое объясняет тот факт, что должность наместника сибирского в то время занимал один из наиболее влиятельных помощников Петра граф Федор Алексеевич Головин, — тот самый, который в 1689 г. подписал Нерчинский договор с Китаем и которого руководители забайкальских бурятских родов не без оснований считали своим большим другом.
52
Народы Бурятии в составе… с. 22.
К началу 1703 г., когда бурятская делегация достигла Москвы, Головин пребывал на вершине своего государственного и жизненного поприща. Первый кавалер ордена Андрея Первозванного [53] (сам Петр был лишь шестым), Ближний Боярин, Генерал-Адмирал, Наместник Сибирский, Президент Посольских дел, начальник Приказов Малороссийского, Княжества Смоленского, Новгородского, Галицкого, Устюжского, Ямского, Оружейной Палаты и Монетного двора, Генерал-Фельдмаршал, первый из россиян, получивший от союзного австрийского императора титул графа Священной Римской империи — вот неполный перечень всех его чинов и званий.
53
Орден учреждён в 1698 или 1699 г.
По этой части с ним мог соперничать разве что А. Меншиков, но, не в пример последнему, Головин не был «счастья баловень безродный». Напротив, он происходил из старинной московской знати — как отмечено в «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов» Дм. Бантыш-Каменского (изд. 1840 г.), «фамилия Головиных известна в России более четырех сотен лет».
Именно Головин вместе с Лефортом и Возницыным официально возглавлял знаменитое Великое посольство, которое в 1697 г. отправилось в Западную Европу и в состав которого под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова царь включил самого себя.
А лет за десять до этого, в январе 1686 г., Головин в ранге Великого и Полномочного посла был отправлен в Забайкалье для заключения «мирнаго и пограничнаго договора» с Китаем. Эта «командировка» растянулась для него на долгих 5 лет — выехав в период фактического правления Софьи, он вернулся в Москву (в 1691 г.) уже в царствование Петра и брата его Ивана.
У А. С. Пушкина, в его так и не завершенной, к сожалению, «Истории Петра I», говорится, что в первое время после кончины царя Федора Алексеевича, старшего брата Петра и Ивана [54] , «Россия была в миру со всеми державами, кроме Китая, с которым были неважные ссоры за город Албазин при реке Амуре».
54
Фёдор Алексеевич умер 27 апреля 1682 г.