Журнал «День и ночь» 2009 № 5-6

Юницкая Марина

* * *

Молитва лисицы

Послушай, охотник, Ты — Бог! Я — простая лисица, Одна из немногих, что выжили прошлой зимой, И буду Тебя неустанно просить и молиться, Чтоб Ты не гонялся с собаками нынче за мной. Мой лес поредел, но нашла я себе за пригорком Уютное место — не сразу его разглядишь! Построила дом, а по-вашему, вырыла норку, Лисят родила и поймала им первую мышь. Охотник, Ты — Бог, и Жена Твоя — тоже Богиня, Одетая в бархат, в шелка, с бриллиантом кольцо… Неужто мой сын, мой любимый лисёнок, погибнет, Чтоб мехом пушистым её обрамлялось лицо? Гринпис далеко, и не сможет за нас заступиться — Помилуй, Охотник, меня и малюток-лисят! Земля велика, только где нам спастись и укрыться, Когда милосердия люди иметь не хотят? Исчезнут

леса, обмелеют ручьи и озёра, Порвётся с разумной природой незримая нить — И полчища крыс и мышей завоюют Твой Город, И некому будет семейство Твоё защитить. Баланс опрокинется. Всякое может случиться — Богиня, которую Ты ублажал и ласкал, Однажды посмотрит в глаза тебе серой волчицей И явит внезапно надменный звериный оскал.

* * *

Сорок семь

Высокий каблучок, до пяток шуба кунья, колечко и колье, удачный макияж… В работе ты строга, с друзьями — хохотунья, и сорок семь твоих тебе никак не дашь. Но с некоторых пор тебе тревожно спится — в двенадцать по ночам, сжимаясь от тоски, ты чувствуешь во тьме, как шуба шевелится и, падая, стучат по полу коготки… Неужто это въявь? Быть может, только снится? Как будто им дано мгновение на сбор, проворны и легки, куница за куницей взлетают на постель, в лицо уставив взор. Они пришли гурьбой, превозмогая полночь, сквозь шорохи листвы, сквозь синь таёжных рек, тоской звериных душ стремясь твою наполнить, надеясь, что в тебе проснётся человек. Наутро, как всегда, из дома выйдешь гордо, забыв ночной кошмар, нимало не скорбя, Но полночь… настаёт! И подступают к горлу все сорок семь куниц, убитых для тебя!..

* * *

Комариная ночь Под крышей душно. Одеяло забрав с собой, спускаюсь в сад. А там уже готовят жало — со всех сторон, звеня, грозят. Вооружившись веткой длинной, как тот дикарь с кольцом в носу, я этой пляске комариной урон жестокий нанесу. Что, камарилья, не хотела вкушать ночных цветов нектар, тебе подай живое тело? Так получай же мой удар! Но что такое? Тёплый ветер развеял всех моих врагов… И лунный шар, спокойно светел, раздвинул шторы облаков. Ложась на шёлковые травы, струится серебристый свет и вырезает для забавы из тьмы деревьев силуэт. Чуть задержался на окошке, потом нырнул в бадью с водой, вот расплескался звёздной стёжкой и манит, манит за собой… Поглощена очарованием, плыву сквозь лунные миры… И упускают со стенаньем ночную жертву комары!

* * *

Нет ничего смелее, Нет ничего нежней, Чем эта малая малость — Сердце в груди моей. Мне бы уткнуться оземь, Мне б о тебе рыдать — Мечет бледная осень Неба тугую прядь, Ветром промокшим гонит Снег по моей земле. Там проплывают кони, Всадник маячит в седле, Стонет в ночи собака, Белый лёд по степи… Только не улыбайся… Не улыбайся, спи.

* * *

Песня гусеньке

Гусенька мой, гусенька, принеси мне пёрышко! Знал бы ты, как грустно мне на чужой сторонушке. Здесь старушки сирые, старички убогие, по сугробам рыскают волки длинноногие, темнота за окнами чёрным дымом стелется, дверь скрипит и хлопает, огонёк не теплится… На родной сторонушке — солнце незакатное! Брось мне с неба пёрышко — полечу обратно я! Там шелкова травушка, там цветёт чабрец, там

живые матушка, братик и отец… Дуну я на пёрышко и легко порхну, как в цветное стёклышко, в давнюю весну.

* * *

Меня позвали — я пришла. Но вот последняя страница, а значит, нам пора проститься, И в ожидании душа трепещет. Что в моих листках найдёт себе читатель праздный? Кого-то рифмой несуразной кольнуло. Кто-то впопыхах вопит: «Куда глядит цензура? От баб — одна макулатура!» А кто-то книжку полистал и вообще читать не стал. Но каждый, кто хоть что-то пишет, единственным желаньем дышит, одна мечта его влечёт, что кто-нибудь стихи прочтёт, как драгоценное посланье, как откровенное признанье, и кто-то, голову клоня, прошепчет: «Это про меня»…

ДиН стихи

Надежда Папоркова

Счастливый билетик

В старый дворик осенней тишью Выйдешь вечером из маршрутки: Всё, как в детских забытых книжках: На скамейке остался заяц… Старый дворник собрал в ладони Горсть последних кленовых листьев, Он был нежен и осторожен, И смотрел на них полминутки, Словно жизнь их продлить пытаясь. Так же смотрит Господь, быть может, На живущих в невечном доме, Только взгляд Его вечность длится. Но потеряно для надежды Столько листьев и звёзд — о, сколько Сорвалось, не ответив взгляду, Устремлённому к ним так нежно… Чем напраснее, тем бездонней Боль разлуки с Тобой. Скажи мне, Пожалеешь ли нас, простишь ли, Соберёшь ли разбитых жизней Больно ранящие осколки В милосердном тепле ладоней, Проходя по земному саду Поздней ночью, осенней тишью…

* * *

В троллейбусе — мысли, как паутинки: «А сердцу не нужно быть в списке видящих, Ему достаточно невидимки…» Так весело — кажется, через миг ещё Счастливый билетик кондуктор вытащит, И съест… На стёклах дрожат дождинки. Нам зябко без снега, тепло без солнца. Собака с ушами большими, рыжими Так мудро посмотрит и улыбнётся Той девочке дикой, как мальчик, стриженной, Которая вдруг проступила странно Сквозь девушку ларинского обличья… Три века на сердце всё та же рана И к песням всё та же привычка птичья. Три века иль триста веков — неважно. Пергамент, папирус иль список видящих, Где нет меня, где я была однажды… Где есть ты всегда… не прошёл и миг ещё — Пришёл контролёр, все билеты вытащил, И съел. Чтобы зайцем остался каждый.

ДиН антология

Михаил Лермонтов

Один я здесь…

195 лет со дня рождения

Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит; Ночь тиха. Пустыня внемлет богу, И звезда с звездою говорит. В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сияньи голубом… Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чём? Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть; Я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть! Но не тем холодным сном могилы… Я б желал навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб дыша вздымалась тихо грудь; Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб, вечно зеленея, Тёмный дуб склонялся и шумел.

* * *

Одиночество

Как страшно жизни сей оковы Нам в одиночестве влачить. Делить веселье — все готовы: Никто не хочет грусть делить. Один я здесь, как царь воздушный, Страданья в сердце стеснены, И вижу, как судьбе послушно, Года уходят, будто сны; И вновь приходят, с позлащённой, Но той же старою мечтой, И вижу гроб уединённый, Он ждёт; что ж медлить над землёй? Никто о том не покрушится, И будут (я уверен в том) О смерти больше веселиться, Чем о рождении моём…