Журнал «Если», 1998 № 11-12
Шрифт:
— Причем здесь «Эпос»? — непослушными губами выговорил Марк.
— Сколько в нем книг?
— Ну… одиннадцать…
— Я полагаю, что их двенадцать, — с нажимом сказал Чарт. — При всем уважении к вам замечу: вы кое-что проглядели. «Эпос» — не только поэмы, это техническая инструкция, и к ней недостает только ключа!
Подумав, Марк ответил:
— Боюсь, что не совсем вас понял.
— Алхимия! — воскликнул Чарт. — Вы знакомы с магическими и алхимическими инструкциями, написанными на Земле полторы тысячи
Вопрос этот, конечно, подразумевал утверждение: мол, знаком. Марк чистосердечно признался, что он не читал ничего подобного.
— Пришлось в них заглянуть, когда меня последний раз подрядили на европейском континенте, — пояснил Чарт, придвигая кружку к кувшину. Он говорил и двигался лениво, с небрежностью человека, обладающего высшим знанием. — Эти штуки писали на закодированном языке, используя согласованные образы: драконы, астрологические символы и прочие тайные обозначения. В расчете, что посвященный прочтет все относительно легко. А несведущий просто запутается. Честно говоря, меня удивляет, что вы не знакомы с этой литературой. Из известного мне, ничто, кроме алхимических инструкций, даже издали не походит на ваш перевод «Эпоса Мутины».
— Но у вас ужасный вариант перевода! Да, я гордился им несколько лет назад, но теперь понял, какие в нем изъяны.
— Можете их устранить? — требовательно спросил Чарт.
— Ну… — Марк облизал пересохшие губы. — Некоторые смогу.
— Очень хорошо. Без сомнения, вы заметили, что этот корабль оснащен самым совершенным компьютером, последней тубалкейнской моделью, с мощностью примерно в шестнадцать тысяч мегабайт. Гораздо больше, чем нужно для работы Врат. Сейчас у меня есть две версии «Эпоса Мутины»: ваш перевод и факсимильный текст, подготовленный вами для издания; они сравнивались со всеми алхимическими инструкциями, которые мне удалось обнаружить. Есть очень высокий уровень соответствия между тончайшими характерными чертами и стилем. Могу вас уверить, что так называемые «великие ученые» этой планеты были заражены эстетизмом. Иными словами, это были художники.
— Странное дело, — отозвался Марк через секунду. — Как раз перед тем, как Мораг нашла меня, я думал, что вы ближе к ианским Постановщикам, чем любой другой человек.
Чарт поднял брови, но ответил без ложной скромности:
— Оч-чень интересно… Это сходство не ускользнуло от меня. Даже изучая ваш перевод — хоть вы его и принижаете, — я ощутил некий интеллектуальный контакт.
— Но послушайте — эта мысль, что «Эпос» на деле есть техническая инструкция… Конечно, интересная гипотеза. Но какие у вас доказательства?
Чарт передернул плечами.
— Думаю, об этом надо спросить у корабля. Он только что проанализировал мою беседу с Кейдадом, Ветчо и Гойделом. Но прежде — еще один вопрос. Верно ли я полагаю, что для переговоров с землянами ианцы выбирают самых консервативных своих сородичей? Я предложил проанализировать эту версию компьютеру.
— О, несомненно! Из разговоров я понял, что их общество устроено наподобие башни, наподобие Маллом Ват; оно
— Понимаю… — Чарт задумчиво потер подбородок. — Маллом Ват, если я верно помню, одно из древних чудес, из тех, что нам трудно воспроизвести?
— Правильно! — Теперь разговор стал затягивать Марка; он подался вперед, уперся локтями в колени. — Она еще удивительней, чем Мандала Мутины: одинокая овальная колонна посреди океана Скан-да, сто тридцать метров над водой, двадцать под водой, и пятнадцать уходят в скальное основание. Вы слышали, наверное, что инженеры-исследователи первой экспедиции прикидывали, как ее воспроизвести, и не поняли, каким образом удалось установить ее вертикально. А кроме того, материал этой башни — что-то вроде фарфора — не выдержал бы удара.
— Наслышан, — сказал Чарт. — Но ведь в этой штуке нет смысла? Я имею в виду, такого смысла, как в Мандале Мутины.
— Ну, при сильном ветре она поет, как любая открытая труба. Но и только. — Марк взглянул на Мораг и нерешительно промолвил: — Между прочим, когда мы встретились, я не сразу вас узнал.
Она улыбнулась, но глаза остались мрачными.
— Теперь я вспомнил. Не вы ли первой испытали на себе Вспышку Мутины изнутри Мандалы?
Она сжала свою кружку так, что костяшки пальцев побелели. После напряженной паузы ответила нервно:
— Да, я. Разве я до сих пор в одиночестве?
— Я тоже это испытал, — сказал Марк.
— Вот как! И…
— Чуть не умер, — пробормотал он, глядя в кружку. — Потом обещал себе постепенно готовиться к повторению. Не вышло. Я даже долгое время не приближался к Мандале.
— Уж эта Вспышка… — отозвался Чарт. — Понятное дело, Мораг мне о ней рассказывала. Самый загадочный фокус древних памятников. Как по-вашему, что это?
— Я знаю только то, что сказано в «Эпосе».
— Да-да. — Чарт вздохнул. — Он гласит, что Вспышка есть полная информация об искусстве Постановщиков, хранимая в кристаллических друзах. Своего рода запись, которую солнце будет воспроизводить ежедневно и до конца мира. Вы верите этому?
— Наверное, верю. Только не убежден, что земляне когда-нибудь смогут прочесть сообщение. Я подозреваю, что для восприятия нужен нервный узел ианцев — тот, который включается под действием наркотика шейашрим.
— Но ведь ианцы не обращают внимания на памятники старины, — вмешалась Мораг. — Это верно?
— Верно, — ответил Марк. — Понимаете, дети иногда ходят посмотреть, но взрослые обычно игнорируют. Даже когда отправляются в дальний город, где никогда не были, не сделают крюка и в пять километров, чтобы взглянуть на памятник.
Чарт спросил:
— Вы действительно полагаете, что люди не могут воспринять послание Мутины, поскольку им недостает нервного узла вроде ианского? А не думаете ли вы, что причина заключена в Кольце, поскольку его пыль искажает солнечный спектр?