Журнал «Если», 2000 № 07
Шрифт:
Он так и сделал. И даже выплатил мне двухнедельное пособие.
Однако я был как-никак лицом номенклатурным. А это означало, что, уволив, мне должны предоставить другую работу.
И мне ее предложили: место собственного корреспондента «Литературной газеты» по Латвии.
Я отказался. Место меня не привлекало: платили там полставки, а собкор ЛГ в курортной республике в сезон отпусков являлся чем-то вроде посыльного у приезжавших на Взморье литературных генералов. Я сказал, что хочу заняться исключительно литературной работой. Благо, я был уже членом Союза писателей, а значит, имел законное право нигде не состоять в штате.
Меня уговаривали ровно столько, сколько требовали приличия.
Видимо, я далеко ушел уже
Именно к началу этой моей вольной жизни относится знакомство с Киром Булычевым, описанное им в журнале «Если» почти точно. Единственное, в чем я мог бы его поправить: мою жену звали иначе. Прочее — верно; а мрачным я мог показаться потому, что все еще переживал про себя только что закончившуюся схватку с власть предержащими. Но в общении с Игорем трудно сохранять унылое настроение.
Дмитрий Володихин
ПОТАНЦУЕМ?.
(Об элитарной и массовой фантастике)
После публикаций полемических заметок Э. Геворкяна («Если» № 2) и А. Ройфе («Если» № 3) мы предложили критикам и литературоведам продолжить разговор о судьбах российской фантастики. Автор этой статьи увидел дискуссию в ином ракурсе.
Кто пишет лучше: Голсуорси или Агата Кристи? Да? А почему же тогда ее издают чаще и тиражнее?.. Можно предложить и более «здравомысленную» головоломку. Кто более велик: Пушкин или Достоевский? Чернышевский или Твардовский? Загоскин или Маринина? Мне резонно возразят: как можно сравнивать березы с гаечными ключами, холмы с пулеметами, килограммы с амперами! С точки зрения трезвого ума — невозможно. Отчего ж столь часто слышишь незамысловатые суждения о современной фантастике на мотив «кто круче» или кто пишет «правильно», а кто «неправильно»? Как-то подслушал беседу двух страстных любителей фантастики. Один мечтал: вот хорошо бы «избавиться наконец от нудных высоколобых рассуждений», а другой возражал, что его «с души воротит от коммерческих поделок».
Могут ли сосуществовать два этих взгляда на современную фантастику? Если рассматривать ее как монолитный жанр, в рамках которого действует единая система координат, то нет. Но в России за последнее десятилетие фантастическое королевство естественным образом пришло к состоянию феодальной раздробленности. Выделились полусамостоятельные герцогства и графства, каждое из них приняло собственное законодательство и форму правления. Эти стихийно сложившиеся образования назовем «кластерами», или «этажами». Каждый «кластер» имеет собственную ось координат, а по отношению друг к другу они располагаются не по принципу выше/ниже, а просто в разных местах общего здания.
Как и вся литература, фантастика делится на элитарную и массовую. Элитарной всегда меньше. Совершенно так же, как в сепараторах молочной фермы меньше сливок, чем молока. Не бывает монологической фантастики, то есть такой, где автор не желает быть прочитанным и не может быть прочитанным. В «мэйнстриме» напротив — монологические тексты принято печатать. Там могут существовать разнообразные постмодернисты и деконструктивисты, творцы суперневнятных текстов, среда обитания которых — микротиражи. Для фантастики тираж 250 экземпляров — нонсенс, уровень едва заметных фэнзинов. Тираж фантастической книги начинается с нескольких тысяч. А лучше — десятков тысяч. Отсюда вывод: даже самая заумная, самая интеллектуальная, самая элитная фантастика обязана быть увлекательной. Иначе не выживет.
Подписавшись на такие условия, российский автор получает право выбора: работает
Начнем с очевидного массолита. В этих краях на протяжении 90-х годов поселилось бесконечное множество персон. Назовем лишь некоторых: В. Головачев, Ю. Петухов, Ю. Никитин, А. Орлов, Р. Злотников, Е. Сусоров, К. Бояндин, А. Бессонов… О них поговорим подробнее, поскольку до настоящего времени массолитовская фантастика при высокой тиражности получала от критиков в основном краткие насмешливые отзывы. Однако важнее понять, «как это делается», а не пинать лишний раз «маргиналов».
В этой фантастической страте неуместны философия, социология, сколько-нибудь рельефная психологическая профилировка героев. И уж тем более — перегруженность скрытыми шифрами, кодами, тайными смыслами. Пользователь не должен тормозить. Наихудшая оценка для массолитного текста: «Я не понял».Здесь недоумение много хуже прямого отрицания: «Мне не понравилось», поскольку оно означает автоматическую отгрузку в «аут» большого числа пользователей. «Не понравилось» — дело вкуса, «не понял» — автор не адаптировал текст до уровня потребителя. У Никитина, Петухова, Злотникова тексты понятны всем, кто хоть как-то умеет читать. Хотя такая доступность полностью закрывает их от «умников»: им просто не о чем там читать.
Массолит предполагает в качестве глобальной задачи исключительно прямое обслуживание запросов как можно более широкой аудитории. Доставлять удовольствие десяткам тысяч можно, лишь воздействуя на центры наслаждения сильными и грубыми способами, чтобы не промахнуться. А для этого приходится выбирать тот психологический «заказ», который сидит очень глубоко и буквально у абсолютного большинства, работать с фундаментальными архетипами на самом дне личности. Под этим углом зрения идеальные тексты для масс делал Вилли Конн, затрагивая самые древние, самые простые эмоции. Приснопамятные «Похождения космической проститутки» — соединение идеи опасности из космоса и неземного наслаждения: страх плюс сексуальное желание.