Журнал «Если», 2007 № 04

Олди Генри Лайон

Дело в том, что в мире англоязычной НФ он заслужил примерно ту же репутацию, что Джером Сэлинджер или Томас Пинчон в американском литературном мейнстриме. Если кто не в курсе, то автор «Над пропастью во ржи» в последние несколько десятилетий не только не дал ни единого интервью, но даже ни разу не показался на людях, удалившись в добровольное отшельничество. А второй категорически запретил публиковать свои фото — и как выглядит в жизни Томас Пинчон, не знают даже его издатели и агенты.

Джон Кристофер до подобных крайностей еще не дошел, но все равно его нежелание предоставлять, даже минимальные биографические

сведения о себе стали притчей во языцех в мире фантастики. Чтобы не плодить лишние кривотолки по поводу своей нелюдимости — особенно странной в мире западной масс-культуры, к которой, за редчайшим исключением, относится современная science fiction, — писатель сформулировал некое «идеологическое обоснование». Вот как звучит сакраментальное «на том стою» Кристофера:

«Думаю, я должен по крайней мере объясниться, почему обычно отказываюсь отвечать на вопросы личного характера. Многие мои друзья-писатели, даже большинство, получают невинное удовлетворение от подобной саморекламы. Ничего не имею против, но разделять это всеобщее увлечение не намерен. Да, писатель тоже относится к категории публичных людей, но все же в меньшей мере, чем актеры, спортсмены и деятели шоу-бизнеса. Именно в знак протеста против безудержной саморекламы последних я не даю интервью, отказываю своим издателям в фотографиях собственной персоны и даже минимальных биографических сведениях о себе. Мне кажется, писатель должен писать книги — и писать так, чтобы читатель покупал их, не зная ничего о человеке, их написавшем».

Этому кредо Джон Кристофер следовал всю свою полувековую писательскую жизнь. Хотя до нее была еще одна — обыкновенная, человеческая. Жизнь англичанина Кристофера Сэмюэла Йоуда, позже взявшего себе псевдоним, в котором первое имя стало фамилией.

Из скудных, разбросанных по разным источникам сведений о его «долитературной» жизни в сухом остатке можно выделить следующее.

Кристофер Сэмюэл Йоуд родился 16 апреля 1922 года в небольшом городке Ноусли, расположенном в графстве Ланкашир. Будущий писатель едва успел окончить частную школу в соседнем графстве Винчестер, как началась вторая мировая война и его призвали в армию. Военные годы Йоуд провел радистом в Средиземноморье. А после демобилизации проработал несколько лет клерком в различных конторах и агентствах.

Получив в конце 1940-х годов грант от Фонда Рокфеллера («которому останусь благодарен до конца своих дней»), Йоуд начал писать прозу. Первые произведения, в том числе научно-фантастические, он публиковал под своим именем. И с 1958 года числил себя профессиональным писателем, обзаведясь сразу несколькими псевдонимами, среди которых читатели фантастики запомнили один — Джон Кристофер.

Еще известно, что он был дважды женат, и от первого брака у него остались четыре дочери и один сын. А также то, что, прожив долгие годы на крошечном островке Гернси в проливе Ла-Манш, Сэмюэл Йоуд в конце концов осел в приморском же графстве Суссекс.

Вот и все. Дальнейшее относится уже всецело к творчеству писателя Джона Кристофера.

Первой его НФ-публикацией стал рассказ «Рождественское дерево», напечатанный в кэмпбелловском журнале «Astounding Science Fiction» за 1949 год под настоящим именем писателя. Все написанное после можно естественным образом разделить на три периода: ранние рассказы (в частности, цикл об «управленцах»

близкого будущего, в котором роль правительств разных стран играют транснациональные корпорации); затем «романы-катастрофы»; и наконец, научно-фантастическая проза для детей и юношества.

Начальный период прошел для писателя под знаком его собственной «истории будущего», правда, уступающей по масштабам аналогичным построениям Айзека Азимова, Роберта Хайнлайна, Кордвайнера Смита или Ларри Нивена. Рассказы цикла, составившие сборник «Двадцать второе столетие» (1954), объединены главным героем — Максом Ларкином, директором одной из могущественных корпораций. В XXII веке они почти полностью подмяли под себя нации с их правительствами, так как те явно не справились с очередным вызовом Природы — глобальными катастрофами, обрушившимися на человечество.

Да и другие рассказы того же периода, не вошедшие в цикл, вполне могут восприниматься как своеобразное оглавление к книжной полке, где собраны более поздние романы Кристофера. За которыми прочно закрепился ярлычок «романы-катастрофы» — глобальные катаклизмы: экологический, демографический, природный и прочие. К прочим относятся полная стерилизация обоих полов в результате пандемии («Новое вино»), скатывание цивилизации к новому Средневековью («Оружие») и даже поголовная безграмотность в результате запрета всех книг («Время мира»).

Впрочем, не менее успешно Джон Кристофер использовал и более традиционные сюжеты научной фантастики, стараясь при этом повернуть отработанную коллегами идею как-то по-новому. Уж если это навязшая в зубах история очередного вундеркинда с врожденными сверхспособностями, то пусть тогда маленький «сверхчеловечек» родится от союза марсианки и мужчины с Земли (рассказ «Пары не нашлось»)! А если в будущем преступника-убийцу и сошлют в места не столь отдаленные, то пусть это будет отдаленность во времени — например, Германия 1933 года, на следующий день после назначения Гитлера рейхсканцлером («Приговор»)…

Но все же не рассказы принесли славу Кристоферу-писателю, а его романы, продолжившие знаменитую британскую традицию. У истоков ее стояли еще Герберт Уэллс и Артур Конан Дойл, а их дело продолжили вместе с Кристофером Джон Уиндэм, Джеймс Стюарт и даже Нобелевский лауреат Уильям Голдинг, автор знаменитого «Повелителя мух».

Впрочем, роман-дебют Кристофера «Зимний лебедь» (1949), вышедший опять же за подписью Сэмюэла Йоуда, ни к каким напастям, природным и рукотворным, отношения не имел. Это была самая настоящая фэнтези для детей — жанр, в котором писателя также ждал успех, но попозже. Зато первый НФ-роман «Год кометы» (1955) и в особенности следующий «Смерть травы» (1956) принесли Кристоферу славу далеко за пределами Англии.

Славу мастера как раз «романа-катастрофы».

Для авторов коммерческих этот субжанр всего лишь повод расписать в красках ужасы как самой катастрофы (наводнение, землетрясение, эпидемия, столкновение Земли с каким-то космическим телом и тому подобное), так и плачевную участь тех немногих, кому «повезло» спастись. Кавычки в данном случае необходимы, потому что в таких произведениях выживание достигается страшной ценой — вынужденным отказом от цивилизации, культуры. И их производного — человечности. Горстка людей необратимо дичает — есть чем пощекотать нервы читателей.