Журнал «Если» 2008 № 06

Журнал ЕСЛИ

Снова и снова, до поздней ночи я рылся в записках Лесли Эджисона в поисках вдохновения, в поисках надежды. Вот тогда-то я и наткнулся на СПИЧ снова.

Я нашел тебя еще раз.

Да, верно, ты заставил нас сделаться лучше. Твои гены сейчас есть, по меньшей мере, у четверти человечества. И своим новоявленным, необъяснимым, рационализированным альтруизмом они задают тон, который поддерживают все остальные.

Сейчас, когда пришла беда, все ведут себя так чертовски правильно.

Помогают ближним, поддерживают больных, делают пожертвования…

И

ведь вот что интересно: не сделай ты нас такими отзывчивыми, может, мы никогда и не добрались бы до этого гребаного Марса. А если бы и добрались, то всеобщая паранойя по крайней мере обеспечила бы приличный карантин.

Но да, конечно, как я мог забыть! Ты же не мог этого предвидеть.

Ведь ты просто упакованный в белковую оболочку пучок РНК, обладающий случайной способностью заставлять людей отдавать свою кровь. И больше ничего, верно? Откуда ты мог знать, что сделав нас «лучше», ты обрек нас на ТАРП… Или все-таки мог?

— Есть кое-какие утешительные известия. От некоторых новых разработок, похоже, будет какой-то прок. На самом деле, последние новости просто чудесны. Судя по всему, мы сумеем спасти около пятнадцати процентов детей. И почти половина из них сможет продолжить свой род.

Правда, это касается только тех народов, где смешанные браки не редкость. Видимо, гетерозиготность и генетическое разнообразие способствуют лучшей сопротивляемости организма. Народам же с «чистыми», узкими генеалогическими линиями придется туго. Но, в конце концов, за расизм надо платить.

Жаль только крупных приматов и лошадей. С другой стороны, когда еще у тропических лесов появится такой шанс на выживание?

Ну а пока люди стараются изо всех сил. Никакой паники нет, в отличие от прежних эпидемий, о которых пишут в книгах. Похоже, мы наконец повзрослели. Мы помогаем друг другу.

Но в моем бумажнике лежит карточка, где написано, что я адепт Христианской науки, что у меня четвертая отрицательная группа крови и аллергия практически на всё. Переливание крови как метод лечения используется сейчас повсеместно, а ведь я важная персона. Но я не стану брать чужую кровь.

Ни за что.

Я отдаю свою, но брать чужую — никогда. Даже если буду умирать от потери крови.

Тебе меня не поймать, СПИЧ. Даже не надейся.

Я дрянной человек. Все, конечно, считают, что в своей жизни я сделал больше добра, чем зла, но это просто случайность, результат стечения обстоятельств и причудливых капризов судьбы.

Над миром я не властен, но, по крайней мере, могу принимать собственные решения. Что я сейчас и делаю.

Со своей высокой лабораторной башни я спустился вниз, на улицы, где сочатся гноем и жаром переполненные больницы. Теперь я работаю здесь. И пусть я поступаю точно так же, как остальные. Они — марионетки. Они считают себя альтруистами, но я знаю: все они — куклы в твоих руках, СПИЧ. А я — человек. Слышишь? Я все решаю сам.

Терзаемый лихорадкой, я бреду от койки к койке, пожимая руки, которые

тянутся ко мне за утешением, за помощью, и делаю всё, что в моих силах, чтобы облегчить их страдания, чтобы спасти хоть кого-то.

Но тебе, СПИЧ, меня не поймать.

Это мой собственный выбор.

Перевела с английского ЗОЯ БУРКИНа © David Brin. The Giving Plague. 1987. Публикуется с разрешения автора.

УИЛЛ МАКИНТОШ. ВЕРОЯТНОСТИ

Она обвела обедающих таким взглядом, словно искала когото по смутному описанию. В таком случае — по смутному описанию — Сэмуэль был высоким мужчиной на шестом десятке, одетым в джинсовую куртку. Он поднял руку. Она помахала и направилась к столику.

Она была худой, с длинными рыжеватыми волосами, оттененными белыми прядями. Почти плоская, но тем не менее сексуальная.

Не то чтобы это было свидание.

— Привет, Сэмуэль, — сказала она, садясь напротив. Они пожали руки над столом.

— Привет, Тьюсди, рад наконец тебя встретить.

Наступило неловкое молчание. Что бы вы сказали в такой ситуации? Оказывался ли вообще кто-нибудь из вас в такой ситуации?

Официантка с задорным хвостиком, выглядывающим из отверстия бейсболки, спасла положение, когда принесла заказ и таким образом дала Сэмуэлю какое-то время подумать над темой для разговора.

— Ты веришь в это? Вся затея — полный бред.

— Ты думаешь? — Тьюсди склонила голову набок и пожала плечами: — Не знаю, не знаю… Ты не веришь в мистику?

Сэмуэль слабо улыбнулся.

— Нет. Я не верю в мистику.

«Мистика»? Кто, черт возьми, придумал это слово?

— Хм… А я верю. Мне бы хотелось принять участие в чем-нибудь мистическом, — она повернулась на сиденье, поставила одну ногу на фальшивую красную кожу и перевязала шнурок на своих высоких черных кедах. Она завязывала его с большим энтузиазмом — получившийся узел имел примерно шесть петель. Она поменяла ноги местами и принялась за второй шнурок.

— Большинство людей не понимает, насколько важны хорошо завязанные шнурки, — произнесла она. — Обувь будет мешать, если она слишком свободная или слишком тесная, а коли один ботинок меньше другого, тогда ты не будешь находиться в состоянии равновесия и не сможешь нормально ходить.

— Но сейчас ты никуда не идешь, — заметил Сэмуэль.

— Да, но пойду позже.

— Вот оно что, — Сэмуэль уже начинал спрашивать себя, правильно ли он поступил, когда согласился на это. Похоже, она разделяла идеи Нью-эйджа note 1. Дальше она предложит ему вообразить мир во всем мире или попробовать связаться с духом высшей жрицы Лемурии note 2.

— Мэр, похоже, верит, что в этом кое-что есть, — добавила Тьюсди.