Журнал «Если», 2009 № 04
Шрифт:
Но каждый раз, когда я подумываю начать все сначала, передо мной встают лица потерянной навсегда команды: не только Джайп и Джуниор, принявшие ужасную смерть в том последнем путешествии, но и Ахмед, Мойше, Эджид и Дита, Пнина и Йони. Все они погибли во время дайвинга.
Иногда я убаюкивала себя, представляя альтернативные сценарии. Сценарии, в которых мои друзья оставались живы.
Но больше я этого не делаю.
Я вообще почти ничего не делаю.
Разве что сижу в старом спейсерском баре на Лонгбоу и жду заявок от туристов. Потом я планирую экскурсию, еду на место
Без всякой опасности.
Без всякого риска.
Без всякого волнения.
Какой контраст с тем, чем я когда-то занималась!
Она рождена на Земле. Не нужно видеть ее жирное, ширококостное тело, чтобы это понять. Достаточно понаблюдать за ее походкой.
Рожденные в космосе обладают грацией и легкостью жестов. Не все они хрупкие и тонкокостные. Некоторые, наиболее предусмотрительные родители первую половину детства воспитывают их на Земле, а вторую половину — в невесомости. Кости растут и крепнут, но легкость и грация остаются.
Эта женщина так тяжело ставит одну ногу перед другой, словно ожидает, что пол примет ее тяжесть.
Когда-то и я ходила подобным образом. Первые пятнадцать лет жизни я провела на планете, при настоящей гравитации.
У нас одинаковое сложение — у меня и у нее. Та самая комплекция, которая неизменно сопутствует крепким костям: полностью сформированное женское тело — следствие хорошего питания, которое можно найти только на планете.
Раньше я боролась и с тем, и с другим, пока не сообразила, что это дает мне преимущество, которого лишены спейсеры.
Я не ломаюсь.
Стоит неудачно схватить спейсера — и кость руки треснет, как сухая ветка.
Стоит неудачно схватить меня — на коже останется синяк.
Она садится, называет меня по имени, словно имеет на это право, и тут же вскидывает брови, будто именно они, а не тон ее голоса подчеркивают вопросительную интонацию.
— Как ты сюда попала? — Я передвигаю стакан с выпивкой по выщербленной пластиковой столешнице и откидываюсь к стене на задних ножках стула. Раскачиваюсь на стуле, словно гравитация вот-вот исчезнет, но остатки еще сохранились — при этом чувствуешь себя одновременно и тяжелой, и невесомой.
— У меня приглашение, — поясняет она и показывает дешевый образок святого Христофора, в котором хранится гостевой чип. Руководство станции меняет корпус чипа каждую неделю или две, чтобы чипы нельзя было поломать или подделать.
После выдачи пяти гостевых чипов руководство меняет корпус. Ни раз и навсегда определенного времени, ни раз и навсегда определенных корпусов не существует.
— Я тебя не приглашала, — заявляю я, поднимая стакан и пытаясь установить его на своем плоском животе. Фокус не получается, но я ловлю стакан до того, как успела разлиться жидкость.
— Знаю, — кивает женщина. — Но я приехала повидать тебя.
— Если хочешь нанять мой корабль, чтобы заняться рек-дайвингом, действуй по официальным каналам. Пошли сообщение, моя система сканирует твои данные. И если пройдешь тест, сможешь увидеть
— Дайвинг меня не интересует, — говорит женщина.
— В таком случае, у тебя нет причин беседовать со мной.
Я поднимаю стакан. Жидкость — суррогат, конечно, имеющий вкус эля с маслом и медом, — согрелась за этот долгий день. Вот почему я не спешу ее выпить, по крайней мере, так я твержу себе. Терпеть не могу напиваться, ненавижу терять контроль над собой, но пить люблю. И люблю сидеть в этом темном малолюдном баре и наблюдать за людьми, которые уж точно ко мне не привяжутся.
— Зато у меня есть причины потолковать с тобой.
Она подается ко мне. У нее светло-зеленые глаза, окруженные темными ресницами. И глаза придают ей еще более экзотичный вид, чем ее походка уроженки Земли.
— Видишь ли, я слышала, ты лучшая… Я презрительно фыркаю.
— Нет здесь никаких лучших. Есть с полдюжины компаний, которые повезут тебя на экскурсию по местам кораблекрушений, и никакого дайвинга. Они сертифицированы, подписали соответствующие обязательства и получили лицензии. Все гарантирует безупречное обслуживание в этом секторе. Программы варьируются в зависимости от желаний туриста. Что вы хотите получить в ваших приключениях в глубоком космосе: иллюзию опасности или исторические сведения? Вам стоит только озвучить свой каприз. Не знаю, кто вас сюда послал…
Она попыталась ответить, но я повелительно подняла палец.
— Не знаю и знать не хочу. Но прошу вас обратиться в другое агентство. Это мое личное время, и терпеть не могу, когда мне мешают.
— Простите, — пробормотала она. Извинение прозвучало вполне искренне.
Я ожидала, что она встанет и покинет бар или, возможно, пересядет за другой столик. Но она не сделала ни того, ни другого. Вместо этого она придвинулась ко мне и понизила голос:
— Я не туристка. У меня особое дело. И мне сказали, что вы единственная, кто может мне помочь.
За два года, прошедшие после истории с «Дигнити», никто не пытался выкинуть давнишний, испытанный трюк. А вот все двадцать лет до того я непременно получала одно-два предложения в год, в основном от соперников, желающих заиметь координаты мест крушений тех кораблей, которые я не желала обшаривать в поисках трофеев.
Я всегда считала, что некоторые места подобного рода сохраняют историческое значение только в тех случаях, когда остаются нетронутыми. Впрочем, большинство охотников за сокровищами, мародеров и рек-дайверов моего мнения не разделяют. Но я остаюсь тверда, будто скала, с тех пор как освоила этот бизнес в почтенном восемнадцатилетнем возрасте.
Я указываю на Карла — худого, но мускулистого дайвера, имеющего лучшую репутацию на Лонгбоу. Он не слишком удачлив в поисках различных сувениров, но и он испытывал минуты славы. Он был со мной в том последнем путешествии, и мы ни разу не разговаривали, с тех пор как пришвартовались.
— Карл очень хорош, — рекомендую я. — Если хотите настоящих приключений, не тех, что обычно впаривают туристам, он действительно лучший. И возьмет вас в глубокой космос, не задавая лишних вопросов.