Журнал «Если», 2009 № 04
Шрифт:
— Но мне нужны вы! — упорствует женщина.
Я вздыхаю. Может, ее мотивы искренни. Может, ее ввел в заблуждение какой-то ветеран. Может, она вообразила, что в моем корабле все еще имеются ценные координаты потерпевших крушение судов.
Но у меня ничего нет. Я почти все выбросила в тот день, когда решила, что буду возить туристов. Баста.
— Пожалуйста! — просит она. — Только позвольте рассказать вам свою историю.
Я снова вздыхаю: она не успокоится, пока не изольет душу. Если только я не
Я делаю очередной глоток эля.
Она складывает руки, но я вижу, как трясутся ее пальцы.
— Я Райя Треков, дочь командора Эвинга Трекова. Вы слышали о таком?
Я качаю головой. Меня не интересуют знаменитости. Среди живых меня интересуют дайверы, пилоты и мародеры. Среди мертвых я знаю только тех, кто потерпел крушение. Знаю имена пилотов, людей, которые их послали, а также политиков, лидеров или кумиров того времени. Их место в истории. Их прошлое.
Но современные командующие? Я всегда теряюсь, когда мне задают подобные вопросы.
— Он был верховным командующим в войнах Колоннад.
Она говорит едва слышно. Молодец, сечёт ситуацию. Войны Колоннад здесь непопулярны. Большинство завсегдатаев этого бара — дети или внуки побежденных.
— Но это было сто лет назад, — напоминаю я.
— Значит, вы знаете о войнах…
Ее плечи поднимаются и опускаются в легком вздохе. Очевидно, ей не терпится поведать мне о войнах.
— Вы чересчур молоды, чтобы быть дочерью верховного главнокомандующего того времени.
Я намеренно не произношу названия войн. Не стоит дразнить других посетителей. Она кивает.
— Я дитя постпоражения.
Я не сразу понимаю, о чем она. Сначала я подумала, что она имеет в виду поражение в войнах Колоннад, но потом поняла, что всякий, именуемый верховным командующим в этих войнах, сражался на стороне победителей. Значит, она имеет в виду иное поражение.
— Он исчез? — спрашиваю я.
— Всю мою жизнь он считался пропавшим без вести.
— И до того, как вы родились?
Она набирает в грудь воздуха, словно раздумывая, стоит ли открыть мне всю правду. Такая осторожность подстегивает мое любопытство. Впервые за эту встречу меня начинает интересовать, что она скажет.
— Вот уже пятьдесят лет, — бормочет она.
— Пятьдесят стандартныхлет? — уточняю я.
Она снова кивает. Если я правильно угадала ее возраст и если она не лжет, значит, ее отец исчез еще до подписания мирных договоров.
— Пропал без вести в сражении? Она качает головой.
— Военнопленный?
Наша сторона… то есть сторона, населяющая эту часть космоса, которую я считаю своей исключительно по умолчанию, не выдает военнопленных, хотя это было одним из условий договора.
— Так мы считали.
Мы? Это что-то
— Но?… — повисает мой вопрос.
— Но много лет назад я наняла частных детективов, и они не нашли доказательств того, что его вообще взяли в плен. Нет никаких сведений, что он встречался с кем-то из противников, — удивительно дипломатично объясняет она. — Никаких свидетельств, что его корабль захватили. Никаких фактов того, что он исчез во время последних сражений, как говорится в официальных биографиях участников кампании.
— Никаких доказательств и свидетельств? — переспрашиваю я. — Или прошло столько времени, что их просто невозможно найти?
— Никаких реальных фактов: мы читали и официальные и неофициальные отчеты. Я говорила кое с кем из его команды, — отвечает она.
— С пропавшего корабля? — удивляюсь я.
— В этом всё дело. Корабль не исчез.
Я недоуменно хмурюсь. Я и прежде не разыскивала пропавших людей. Я искала знаменитые корабли.
— В таком случае я не понимаю… — начинаю я.
— Мы знаем, где он. Я хочу нанять вас, чтобы вы вызволили его.
— Я не ищу людей, — объясняю я в основном потому, что не хочу говорить ей, что, скорее всего, он уже мертв.
Ни один человек не способен прожить более ста двадцати лет без стимуляторов. Ни один человек, проведший много времени в космосе, не может перенести имплантацию этих стимуляторов и остаться в живых.
— Я и не прошу вас об этом, — лепечет она. — Но надеюсь, что вы вернете его.
— Вернете?
Теперь все мое внимание приковано к ней.
— Где он?
Кончик языка касается верхней губы. Она нервничает. Ясно, что она не уверена, стоит ли открывать мне всю правду. Хотя и собирается нанять меня.
Наконец она решается.
— Он в Комнате затерянных душ.
Спросите всякого, и вам скажут, что Комната затерянных душ — это миф.
И говорят о ней не иначе как шепотом. Я сама слышала. Заброшенная космическая станция, далеко отсюда… далеко от всего на свете. Большинство кораблей избегает ее. Те же, кто причаливает туда в крайнем случае, если другого выхода нет, стараются не заходить вглубь.
Потому что люди, попадающие в комнату в самом центре станции (комната, которая на современных станциях считается рубкой управления, но в этом месте имеет совершенно иное назначение… вот только какое?), эти самые люди никогда не возвращаются.
Иногда их можно видеть плавающими по станции. Они колотят в иллюминаторы и умоляют о помощи.
Их спутники, как правило, предпринимают попытки спасти бедняг. И неизменно теряют одного-двух человек, прежде чем сдаться, надеяться и молиться, что все увиденное — сон.