Журнал «ЕСЛИ», 2009 №10 (200)
Шрифт:
Он прокрался к окну. И дорога, и площадка перед корпусом оставались чистыми и пустынными. Ни единого следа на белой пелене. Ни птичьего, ни звериного, ни человечьего. Гладко. Тишина.
К середине дня его одолели холод, голод и жажда. Батареи остыли. С голодом можно бороться, с холодом худо-бедно тоже, но жажда донимала все сильнее. Открыв форточку, он собрал с рамы весь снег, до которого мог дотянуться, и съел.
Потом отодвинул диван, загораживавший
Вот так, прислушиваясь, оглядываясь, задерживая дыхание, он добрался до ближайшего санузла. Воды в кранах не было. Руслан на минуту растерялся. Он не задумывался раньше, как тут устроено водоснабжение. Скважина? Отключился насос, подача воды прекращена, что же теперь, снег растапливать в кастрюле?
Он открыл форточку, дотянулся до сосульки, свисавшей с жестяного козырька над окном, и стал сосать ее, как конфету. Губы онемели от холода, пальцы сделались синие, как баклажаны. Руслан подумал о кухне, где наверняка имеется вода в чайниках и кастрюлях. Столовая на первом этаже. В кухне есть решетки на окнах.
Отчаянно оглядываясь, прислушиваясь, вздрагивая, он пробрался в столовую - огромное помещение, носившее следы эвакуации и бегства. Какой-то малыш забыл под столом свой рюкзак. В широкие окна светило солнце.
Руслан бегом пересек столовую. Дверь в кухню была прикрыта, но не заперта. Изнутри имелась защелка. Руслан задвинул ее й огляделся.
Здесь пахло едой, и запах не успел выветриться. На дне первого же чайника нашлась остывшая кипяченая вода.
Он нашел газовые баллоны и вспомнил, как ими пользоваться. Открыл газ, зажег горелки. Согрелся, вскипятил воду, приготовил себе чай и растворимую кашу из пакетика. Осмелел. Нашел ключи и отпер все, что было заперто. Холодильники без электричества отключились, но из продуктов, подлежащих порче, там были только сливочное масло, бульонные кубики и немного мороженой рыбы. Все это, подумал Руслан, можно сложить в мешки и вывесить за окно.
Он сжевал полплитки хорошего черного шоколада. В порыве облегчения и тепла ему подумалось даже, что фигура в метели могла быть обманом зрения. Очень уж хотелось в это верить.
Я один на хозяйстве, думал он, грея руки над плиткой. Продовольствия здесь хватит на несколько лет. Никто не станет надо мной издеваться, толкать, щипать и мочиться в постель. Никто не будет ничего мне приказывать. Собственно, единственная проблема - мертвецы вокруг. Но, во-первых, дверь заперта…
Он оборвал свои рассуждения и насторожился. Дверь, конечно, заперта. Входная дверь. А окна спален первого этажа? А двери этих спален - без замков? Это не тюрьма, здесь нет железных дверей, перекрывающих коридоры. Если мертвецы захотят войти - они войдут.
Но я найду укрытие, подумал он, пытаясь сдержать новый приступ паники. В административном крыле есть помещения, которые отлично запираются. Я наберу себе еды, воды, топлива…
На
Да, но ведь тогда ночью будет полная темнота. А всем известно, что в темноте мертвяки чувствуют себя комфортнее всего.
Никто с уверенностью не доказал, что они боятся света. Но вроде бы такие сообщения проскакивали в прессе. По идее, все, что встает из могилы, должно бояться света. Они увидят свет из окон и уйдут, подумал Руслан. Не решатся приблизиться.
Этот, в метели, расхаживал посреди дня. Но ведь в метель темно. Мертвец мог спутать вьюгу с сумерками.
А я боюсь темноты, признался себе Руслан. Я боюсь ее с каждой минутой сильнее.
Он выглянул в окно кухни, забранное решеткой. Небо оставалось чистым, как стеклышко, но солнце уже ушло за горы. Синие тени лежали на свадебно-чистом снегу. Через час нельзя будет разглядеть даже вытянутой руки.
Я или пойду сейчас, или проведу много часов в полной тьме, подумал Руслан. В рюкзаке есть фонарик, но батарейки хватит ненадолго. В кухне есть свечи, но что такое несколько огоньков на всю громаду корпуса?!
Снег на моей стороне, подумал он. Я увижу следы, если что.
Он встал коленями на подоконник и выглянул так далеко, как мог, прижавшись щекой к стеклу. У входа снег лежал плотным нетронутым покрывалом. Ступеньки тонули в сугробе. После того, как окончилась вьюга, здесь никто не ходил.
Лыжи. Там на складе были лыжи. Он вспомнил о них, пройдя половину расстояния до генераторной. Ноги проваливались выше колена, он брел, рассекая снег, как тяжело груженный катер рассекает волны. С лыжами было бы проще, но ведь нет лыжных ботинок. И непонятно, где искать.
Солнце высвечивало верхушки гор на юго-востоке. В долине темнело с каждой минутой.
Руслан остановился, не доходя пяти шагов до генераторной. Под дверью не было следов, и сама дверь была закрыта на задвижку снаружи. Руслан чуть не заплакал от облегчения; значит, внутри никого нет. И, скорее всего, техник был последний, кто вышел отсюда - обесточив предварительно корпус и остановив генератор.
Сосчитав до трех, он отодвинул задвижку. Распахнул дверь и отпрыгнул, готовый бежать. Но врага не обнаружилось, помещение просматривалось целиком. Изнутри пахнуло машинным маслом, копотью и застоявшимся сигаретным духом.
Он приблизился, скрипя снегом. Комнатушка оказалась тесной, как шкаф. Часть ее занимал генератор, на удивление маленький: Руслан представлял его себе совсем другим. Движок, вмонтированный в стойку из гнутых труб, был еще не старый, и цыплячье-желтый цвет корпуса просвечивал сквозь слой пыли и копоти.