Журнал «Если» 2010 №12
Шрифт:
Может быть, Макиавелли следовало назвать женским именем, хотя, пожалуй, это преувеличение. Кроме того, я был не против еще пару недель погулять по Тритону. Но все же интересно вспомнить, как она ухитрилась незаметно поставить меня в безвыходное положение.
Первые несколько дней мы занимались уже знакомым делом — перелетали на Тритоне с места на место. Но если плавление коры в южном полушарии действительно было сильнее, то имелось лишь одно место, которое нам требовалось как следует изучить: область черных веерообразных выбросов поблизости от Южного полюса.
— Да, — согласилась Бритни, когда я через какое-то время упомянул это место. — Пожалуй, надо будет
По сути, черные вееры суть именно то, что подсказывает их название: темные, веерообразные мазки на поверхности. Аналогичные образования есть на Марсе в тех местах, где гейзеры выдувают пыль на поверхность, а поскольку гейзерообразные выбросы азота иногда наблюдались и на Тритоне, то можно с большой долей вероятности предположить, что и они похожи на марсианские. Но гейзерам необходимо тепло. Не так уж и много, когда испаряется азот, но все же их наличие указывает на то, что источник тепла, некогда расплавивший цирконы Бритни, мог и не остыть окончательно. А может быть, природа этих вееров совсем другая. С тех пор как первые шахтеры прилетели на Наяду, гейзеры активности не проявляли, и никто не обращал на них внимания.
Гейзеры, выбрасывающие на поверхность что-то темное, предположительно означают, что в этих местах имеются подземные пустоты. А они мне не по душе. Я и пещеры — это примерно как Бритни и гейзеры.
Я так и не смог понять, то ли мы подталкивали друг друга к какому-то решению, то ли взаимно испытывали. Одной из причин, почему я расстался с приемной семьей, куда меня отдали после смерти родителей, стало то, что в ней были дети примерно моего возраста. И поначалу в отсутствие взрослых мы друг друга подзуживали:
— Спорим, тебе слабо съесть жука-вонючку!
— А вот и нет! И еще я могу целый день не пить.
— Слабо!
— Съем, но только если ты тоже съешь…
Потом я начал вытворять такое, что другие отказывались повторить, и очень скоро я делал это в одиночку.
Вееры гейзерных выбросов раскинулись на огромной площади, но в одном мы сошлись единодушно: садиться посреди них — плохая идея. Пожалуй, у использованного Бритни метода сканирования все же есть практическое применение. Совершая посадку на незнакомую поверхность, всегда гадаешь, насколько она твердая, а тут имелся очень высокий риск приземлиться на тонкую корочку над невидимой пещерой. Кроме того, посадка на безопасном расстоянии давала мне хороший повод для пеших прогулок — впервые за очень долгое время и в условиях, хотя бы близких к нормальной силе тяжести.
Мы посадили корабль за несколько километров от края опасной зоны и целую неделю переносили в нее оборудование. Путь туда и обратно составлял километров пятьсот, но в этих условиях не так уж это было и много. Бассейн черных гейзеров, как его быстро окрестила Бритни, был действительно огромен. Но на речной бассейн все же не походил — скорее, на неприметное плоскогорье, выщербленное обычным набором кратеров.
Даже не знаю, как я себе представлял азотный гейзер. На Энцеладе гейзеры бьют из длинных и тонких трещин. Некоторые из них в сотни метров шириной, другие настолько узкие, что их можно перепрыгнуть — именно так нас с Бритни и зашвырнуло в космос, когда я последний раз бродил по стране гейзеров. Местные же гейзеры были явно иными: из космоса они смотрелись просто черными точками, едва различимыми среди полос выбросов. Если я чего и ожидал увидеть, то нечто вроде классического гейзера из Йеллоустоуна.
Однако первый же из них оказался настолько велик, что мог
— Это ему 925 миллионов лет? — поинтересовался я.
— Сомневаюсь, — ответила Бритни. — Вероятно, гейзеры появляются и исчезают, когда меняется подземное давление. Тебе очень надо стоять так близко к краю?
— А как я иначе загляну внутрь? Не волнуйся, не поскользнусь.
— Я не за тебя волнуюсь. А ты знаешь, что эти штуковины иногда выбрасывают газ на высоту десять километров?
Я быстро отошел на пару шагов:
— Правда?
— Я видела фото.
Я попытался вообразить, какой силы ветер при этом возникает, и станет ли он швырять в меня камни, как это, очевидно, сделал проклятый гейзер на Энцеладе. Я мало что об этом помню. Наверное, поэтому Бритни так боится гейзеров, а я — нет. Помню лишь, как я начал перепрыгивать трещину… и очнулся в больнице несколько дней спустя. Наверное, еще раз сесть на сбросившую тебя лошадь легче, если не помнишь самого падения.
Я осмотрелся, но валунов поблизости не увидел. Только черный щебень, слегка прикрытый инеем. Тут явно уже давно не было извержений. С другой стороны, каждое из времен года на Тритоне длится примерно сорок лет. Теперь было раннее лето — начало четырех десятилетий потепления. Если солнечное тепло играет какую-нибудь роль в пробуждении гейзеров, то сейчас они могут начать извергаться в любое десятилетие. Конечно, если теория Бритни о небольшом подземном источнике тепла верна, то солнце тут ни при чем, а единственная причина, почему выбросы гейзеров видны летом — в это время их освещает солнце.
В рюкзаке у меня лежали альпинистские клинья с резьбой, карабины и несколько сотен метров четырехмиллиметрового шнура из углеродного моноволокна. Не очень серьезное снаряжение, но гарантирующее, что я буду надежно привязан, когда в следующий раз подойду к краю какого-нибудь гейзера. Если что-нибудь случится, мы можем взлететь наподобие воздушного змея на веревочке, зато останемся привязанными к Тритону. Бритни такое одобрит.
Из космоса устья гейзеров было трудно сосчитать и тем более нанести на карту. При низком косом освещении они напоминали веснушки, а некоторые из пятен, которые мы сперва приняли за гейзеры, оказались тенями. Они были разбросаны довольно широко, но мы смогли осматривать их по три или четыре в день. Большинство оказалось меньше первого — наверное, более молодые или просто неактивные. На других виднелись щербинки от микрометеоритов, а это указывало, что они не проявляли активности уже очень давно. Я предположил, что со временем такие «мертвые» гейзеры просто закупорятся азотным инеем и исчезнут с ландшафта. Жерла некоторых уходили прямо вниз, темные и глубокие. У других они шли под углом, и я даже мог заглянуть далеко в жерло, не становясь близко к краю.
На ночь мы разбивали лагерь не менее чем в километре от ближайшего гейзера, но Бритни все равно просила меня не снимать «шкуру» и держать шлем под рукой — на случай, если придется быстро убегать.
— По-моему, ты перестраховываешься, — сказал я. — Даже если начнется извержение, что оно нам сможет сделать на таком расстоянии?
— Свалится на меня.
— У нас будет достаточно предупреждений, и вряд ли сюда долетит что-либо крупнее камешков. — Хотя здесь практически нет атмосферы, чтобы их затормозить, и даже они могут ударить очень сильно. И тут до меня дошло, что она имела в виду мои страхи. — А-а, ты об этом…