Журнал Наш Современник №6 (2003)

Журнал Наш Современник

Но подлинный успех новая информационная стратегия принесла Вашингтону во время военной операции в Афганистане. Если операция в Югославии не нашла поддержки международного общественного мнения и военные акции американцев осуждались даже в стане союзников, то военные действия в Афганистане получили всеобщее одобрение. (Впрочем, агрессия против Ирака снова — и весьма существенно! — подпортила имидж Америки.)

Сегодня хорошо известно, что информационный конфликт составлял важней­шую часть американской операции по разгрому антиталибских сил. Накануне министерство обороны США провело ряд конференций и симпо­зиумов, посвященных стратегии и тактике информационной

войны. Стратегия базировалась на массированном пропагандистском ударе с использованием всех видов СМИ при одновременной блокаде любой разоблачающей инфор­мации с места боевых действий. Основные электронные СМИ США фактически ввели жесткую самоцензуру. Ожесточенной критике и “опале” подвергались все журналисты, допускавшие “отклонения” от основной линии. Театр боевых действий можно было описывать только двумя красками — черной и белой: в виде сражения Добра и Зла, и исход этой битвы был предопределен.

Многие ведущие американские аналитики не могли скрыть тайного ликования и гордости. В. Сокор — ведущий аналитик Джеймстаун Фаундейшн — писал: “Высадка возглавляемых США западных сил в Центральной Азии несет в себе скрытый смысл и означает геополитическую революцию глобального значения ”*.

Борьба с терроризмом оказалась удобным информационным прикрытием для проведения геополитических операций, которые в “старой” геополити­ческой картине мира прошлого столетия означали объявление войны — и войны мирового значения. В. Сокор не скрывает, что истинная цель американской операции в Афганистане — лишить главные континентальные страны, Китай и Россию, их стратегического тыла — оборонного плацдарма в Центральной Азии: “Доступная раньше лишь силам континентальных империй Центральная Азия находилась в глубокой изоляции от западного мира. Эта изоляция означала также бесценную стратегическую глубину евразийских соперников Запада, от Чингисхана до царей и комиссаров”**.

Результаты афганской операции на геополитической карте Центральной Азии выглядят более чем впечатляюще: США закрепились на военных базах в Узбекистане, Киргизии, Таджикистане и создали стратегические укрепления в самом Афганистане; им удалось также упрочить военный союз с Пакистаном. По существу, американцы уже окружили Китай кольцом военно-воздушных баз, и поступают сообщения о том, что США планируют развернуть на юге Афганистана элементы ПРО для перехвата китайских баллистических ракет***.

Под предлогом борьбы с терроризмом США усилили свое военное присутствие на Южном Кавказе. Было объявлено о снятии ограничений в военной помощи Грузии, Азербайджану и Армении. В этих странах появились американские военные специалисты, США подписали двусторонние договоры о военном сотрудничестве со всеми тремя странами Южного Кавказа: началась модернизация азербайджанских ВВС и обучение азербайджанских офицеров в Военной академии США, в Армении запланирована организация Центра по разминированию, в Грузии достигнуто соглашение о принятии участия США в военных операциях на севере страны.

Со времени начала информационной операции Вашингтона по борьбе с терроризмом прошло немного времени, но за это время американское военное присутствие во всех стратегически важных регионах постсоветского прост­ранст­ва усилилось в несколько раз: неплохие стратегические результаты, причем достигнуты они в большинстве случаев без единого выстрела. Однако особого внимания заслуживает анализ новой военной доктрины США.

Хочется подчеркнуть, что новая военная доктрина США принципиально по-иному определяет противника в условиях актуализации “нетрадиционных”

угроз. Международный терроризм вездесущ и официально не институционали­зирован, что позволяет бороться как с известными, так и с неизвестными источни­ками угрозы, которые могут находиться в разных районах мира. Причем военная доктрина США оставляет за Пентагоном право определять эти районы.

Под предлогом борьбы с терроризмом традиционные ядерные вооружения не планируется усиливать: только сохранять в существующем объеме (межкон­ти­нентальные баллистические ракеты наземного базирования, стратеги­ческие бомбардировщики, баллистические ракеты на подводных лодках). Главное значение сегодня отводится так называемой “малой стратегической триаде”, которая состоит из наступательной, оборонительной частей и инфраструктуры. Вашингтон предполагает, что в инфраструктуре главную роль будут играть “информационные операции”*.

Итак, стратегия “управляемого хаоса” уже вполне определена. В инфор­ма­ционном обществе борьба за пространство будет разворачиваться в инфор­мационном поле: именно здесь передовой край геополитики. Но если в традиционных пространствах — наземном, водном, воздушном — границы и правила цивилизованного поведения давно определены и контролируются Советом Безопасности ООН, международными документами и соглашениями, то в информационном пространстве сегодня — полный беспредел.

Военные эксперты США определяют информационно-психологическое оружие как “нелетальное оружие массового поражения”, способное обеспечить решающее стратегическое преимущество над потенциальным противником. Его главное преимущество над остальными средствами поражения состоит в том, что оно не подпадает под принятое международными нормами понятие агрессии.

Вот как определяет информационную войну директор информационных сил министерства обороны США: “Информационная война состоит из действий, предпринимаемых для достижения информационного превосходства в обес­печении национальной военной стратегии путем воздействия на информацию и информационные системы противника с одновременной защитой и укреп­лением нашей собственной информации и информационных систем. Инфор­мационная война представляет собой всеобъемлющую, целостную стратегию, призванную отдать должное значимости и ценности информации в вопросах командования и управления вооруженными силами и реализации нацио­нальной политики”**.

В 1996 г. в США создана президентская комиссия по защите критической инфраструктуры, которая призвана разрабатывать наступательные планы информационных войн. В ЦРУ появились Группа критических технологий и Отдел транснациональных проблем, где внимательно анализируется вся информация стратегического характера, поступающая из-за рубежа. В министерстве обороны США организовано Бюро стратегического влияния, в задачу которого входит обеспечение “позитивного восприятия” во всем мире внешней политики и военных операций США.

Традиционная геополитика сильно “отстала” в средствах своего научного и прикладного анализа от стремительного развития высоких технологий, которые сегодня определяют развитие любой науки. Если раньше стратегическое значение имели военная разведка и контрразведка, то сегодня — анализ информационных потоков, среди которых важно своевременно выявлять и разоб­лачать агрессивные разрушительные информационные фантомы. Инфор­мационная революция давно перевела понятие “поле боя” в понятие “боевое пространство”, куда помимо традиционных целей поражения давно уже включены и виртуальные — эмоции, восприятие и психика противника.