Журнал "проза сибири" №0 1994 г.
Шрифт:
— Чух-чух-чух-чух, — чухают вакуумные насосы в переходном шлюзе.
И вот он — воздух культурного учреждения! Уф-ф, как хорошо!
Воздух похож на наш приютский, тоже отдает хлоркой, применяемой на случай возможных бактериологических диверсий, цель которых зловеща и цинична — лишить народ культурного достояния.
Зато дохлятиной в манеже почти не пахнет. Вместо нее ощущается дух жареной тараканины, что, согласитесь, гораздо приятнее.
— Таракан, — объясняет нам приветливый служитель манежа, — последнее уцелевшее на Земле насекомое. Раньше еще скорпионы были, но они
Таракан с незапамятных времен живет бок о бок с человеком, но до сих пор продолжает оставаться во многом загадочным существом. Он легко приручается, но иногда, без всяких видимых причин, очень больно кусает хозяина.
Таракан питается отходами с человеческого стола, а когда внезапно оказывается на свету, сильно пугается и стремится как можно скорее скрыться в какую-нибудь щель. Эта особенность насекомого и используется в нашем аттракционе.
И последнее — тараканина богата белками, имеет нежный, пикантный вкус. Но, увы, производство тараканины в значительных масштабах — дело будущего, технологические комплексы пока только разрабатываются соответствующими министерствами и ведомствами. А пока — ценный продукт в очень ограниченных количествах вырабатывается лишь у нас. И поступает он, сами понимаете, самым остронуждающимся.
Итак, товарищи, прошу делать ваши ставки!
Свою речь служитель повторяет слово в слово каждый день по много раз. Из года в год. Не мудрено, что ее давно выучили наизусть все игроки.
После речи мы становимся в очередь, делаем ставки. Не большие, но и не маленькие, а в самый раз. Потому что излишняя азартность, как и излишняя рациональность, не приветствуются.
У меня пенсия — наивысшая. Сто двадцать в месяц. Я горжусь, что у меня такая пенсия, ведь когда мне ее определяли, мало кто получал столько. Правда, теперь все имеют наивышку, и моя гордость несколько устарела, ее не каждый поймет, и я держу ее при себе.
А в общем, нет никакой разницы, сколько ты получаешь. Во-первых, ты на полном государственном. А во-вторых, так и так давным-давно ничего не продается и не покупается в нашей стране, а все распределяется.
Так что наши пенсии мы, как правило, целиком тратим на тараканьи бега, средства от которых идут, как и все другие средства, в фонд обороны. Мы, как правило, проигрываемся до нитки, зато сколько положительных эмоций получаем, какими страстями живем во время игры.
Но если кому-то выпадает крупный куш, то он потом все равно тратит дурные деньги на облигации внутреннего займа. Считается, что когда-нибудь государство начнет по всем этим займам рассчитываться. Когда-нибудь после окончательной победы.
Ну, а перед переработкой человек со свойственным ему великодушием завещает свои облигации государству, то есть прощает Родине долг, а облигации после продают какому-нибудь очередному богатею, нажившему состояние на тараканьих бегах.
Так происходит круговорот ценных бумаг, и государству нет нужды тратиться всякий раз на печатание новых. Достаточно приучить держателей облигаций бережно к ним относиться, хранить в надлежащем надежном месте.
Мы, например, все свои облигации храним в сейфе у товарища Варвары. А когда кому-нибудь вдруг взбредет в голову
Мы режемся в азартную игру самозабвенно, хотя это и не приветствуется, мы бы, наверное, вместе с наличностью оставляли в заведении и противогазы, но противогазы и прочее имущество заведение не берет.
Мы кричим, спорим, ругаемся, иногда немножко деремся. Игра как игра. А воспитатель, который нас привел, сколько раз подмечал, сидит в уголке и смотрит на нас с завистью. Им, воспитателям, разрешается играть только со своей ровней и только в специально отведенное время. А когда насыщаемся культурой мы, им даже к столу, где тараканы бегают, нельзя подойти, нельзя выказать интерес к недостойному будто бы для гражданина первой категории занятию.
А еще я уже много раз подмечал, что наши тараканчики с каждым разом бегают все хуже. Все угрюмее становятся, печальнее. Словно вымирать собрались.
Болтают, будто тараканы появились на Земле раньше человека. Будто, когда человечество погибнет, тараканы станут властелинами планеты и даже обретут разум. Этим байкам я верить не могу. Разве может какая-нибудь тварь пережить человека? Но если и может, на хрена ей разум? Разве не лучше без него?
Я обычно ставлю на рыженького. Он раньше часто побеждал в забегах. Потом стал — реже. Теперь совсем испортился. В дальнейшем буду ставить на черненького с подпалинами.
Мы входим в раж, но именно в этот момент наступает черед получить свою пайку культуры другому подразделению. И оно громко топчется возле шлюза, выполняя ходьбу на месте с высоким подниманием бедра, топают, давая нам понять, чтобы мы поскорее выметались. Всегда вот так действуют на нервы.
И мы снова на холоде. И уже другие азартные люди склоняются над залитым светом тараканьим стадионом. А тараканы — те же. И у каждого игрока свой любимый спортсмен. Так что у каждого поклонников не счесть. Зачем вымирать?
Потом мы оказываемся на втором объекте культуры — выставке достижений. Экспонаты огромны, и этим здорово впечатляют. Самая огромная в мире домна для выплавки самого серого в мире чугуна. Самый большой в мире танк. Самая длинная в мире поточная линия по переработке бесполезного в полезное и наоборот: автоклавы, транспортеры, сушильные камеры, экстракторы, деструкторы, гидролизеры, ректификационные колонны, вакуум-фильтры. И все в натуральную величину, все действует. С одной стороны загружают еще живого оппортуниста — с другой вылазит что-нибудь незаменимое в народном хозяйстве.
Все на выставке самое большое в мире, подстать нашей самой большой стране. Ходим, смотрим, задираем головы, и еще ни разу не надоело гордиться могуществом Родины, своей причастностью и сопричастностью. Сколько было культпоходов — ни разу.
— Коллекти-и-ив!
Мы переходим на строевой шаг.
— Р-р-рнение на-пр-р-раво!
Я думал, что какая-нибудь шишка едет навстречу в танке или броневичке, но оказалось, Варвара увидела иной объект, достойный нашей стариковской почести.