Журнал «Рассказы». Шепот в ночи
Шрифт:
– Быстро!
Голос Смерти стал совсем тихим. Но скрытая внутри слов власть от этого звучала все громче – звоном колокольным оглушала.
Мама сделала пару шагов навстречу Дане. Смотрела в его глаза.
Даня понял, как они переговаривались с дедом одними взглядами.
– Смотри на сына. И смотри через свое отражение в его зрачках в душу свою. Сожалела ли о содеянном?
Даня видел, как пульсирует вертикальная жилка на лице мамы. Как слегка подрагивает кожа над губой. Как уголки
– Прости! – сказала она и обняла его так крепко, что даже объятия деда не казались такими медвежьими.
– Прости и ты, – шептал Даня, пока мама покрывала поцелуями его щеки.
– Прелесть, – улыбнулась Смерть.
Они провожали ее вместе. Помогли собрать холщовый вещмешок. Положили заначку – еще одну бутылку водки из морозилки и пару пачек сигарет.
– Как вас на самом деле зовут? – спросил Даня на прощание.
– А разве это важно?
Даня покачал головой.
– Ну хорошо, ведьма так ведьма, – процитировала мама вместо деда, пожав смерти костлявую ее ладонь. – Очень славно и роскошно!
Она ушла, и вечер закончился прекрасно. Кушали торт, долго-долго обсуждали все, что не успели обсудить за годы разлуки, и, главное, много смеялись. Даня никогда не видел деда таким мягким, пушистым и добрым. Счастливым.
– Рукописи не горят? – спросил он у Дани, раскрыв под конец вечера его подарок.
– Не горят, де. Совсем.
Лев Егорович не спал всю ночь. Листал подаренную Даней книгу и улыбался потрясающим иллюстрациям. Некоторые – особенно любимые им реплики – читал вслух.
Мара пришла под утро. Облака за окном уже подсветились оранжевым, но солнце еще не выглянуло из-за крыш домов. Луна медленно бледнела.
– Ну что, Лева, пора?
Она присела на свое любимое место – на краешке кухонного стола.
– Может, еще денек? – Он спросил это просто так, на всякий случай.
– Мы слишком долго откладывали.
– Всего пару раз.
– Поводы серьезные. Ты ж меня впервые сам позвал, а? Тогда, пять лет назад. Это ж я тебя убедила, что нужно продолжить. Помнишь хоть?
– Как же не помнить.
– А потом – вон. С дочерью мира нет. Дочь с внуком в ссоре. Это достойно переноса сроков. Но дальше-то? Еще пару дней – и не успели бы.
– Хорошо, праздник подвернулся.
– Хорошо. Я и так за тебя договаривалась – там.
Она махнула рукой так, что не совсем было понятно, куда указывает. Вверх или вниз.
Лев Егорович кивнул:
– Выпить-то можно?
– Это обязательно.
Лев Егорович достал рюмки. Долил остатки ледяной водки. Выпили. Снова хрустнул огурчик. Старик посмотрел в окно и вздохнул:
– Хорошо как, а?
– Отличное утро, Лева. Лучшее утро.
– Покурить успею? – В пачке осталось две сигареты.
– Успеем.
Закурили.
– Что с ними будет?
– С твоими-то? Все хорошо.
– А с батей Даниным? С Лехой – соседом? С Колькой?
– Батя Данин интересуется
– Иди ты!
– Не шучу! На хорошем счету будет. А по поводу иди – мы сейчас вместе пойдем.
Затушили выкуренные сигареты. Помолчали. Посмотрели в окно. Рассвет начал плавиться всполохами в окнах домов. Луна почти растворилась в надвигающихся облаках.
– А выбрать можно?
– Я тебя вешать не собираюсь, Лева. Или стрелять там, например. Обниму – и делов-то.
Лев Егорович потряс в воздухе подарочным изданием «Мастера и Маргариты»:
– Не про то. Вот, помнишь? – Он пролистал страницы до эпилога. – От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне.
– Рядом с ним идет какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом, – подхватила Смерть. – Идущие о чем-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чем-то договориться.
– Точно. Организуешь?
Смерть улыбнулась:
– Только ради тебя.
Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на них, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет кухню. Вот тогда и умирает Лев Егорович со счастливым лицом.
Даня обнимал жену. Мама возилась на кухне. Она приходила время от времени, чтобы помочь с хозяйством. Машка листала в руках семейный альбом.
– Не пойму, на кого он похож.
– Ну, ты точно на отца похожа. Родинка на щеке на том же месте.
– Да это понятно, – сказала Машка. – Вот это кто? Дед твой ведь?
– Лев Егорович, – кивнул Даня.
– Что-то общее есть.
– Всяко больше похож, чем на тебя или на меня. Не зря назвали.
– Вырастет – обозначится. По ним, маленьким, ничего не поймешь.
Сын Лева только-только научился ходить. Он шел к родителям, протягивая вперед маленькие пухлые ручки.
– Смотри, как идет! – воскликнул Даня. – Шаркающей кавалеристской походкой!
– Плаща не хватает.
– С подбоем-то? Может, купим?
– Иди ты, – рассмеялась Машка и положила голову на плечо мужа.
– Один – не пойду. Только с вами.
Ирина Нильсен
Шепот
Саша убрала от лица растрепавшиеся волосы и поправила съехавшую шапку. Лицо покалывало от мороза, и она потерла щеки руками в толстых вязаных варежках. В нос ударил запах сырой шерсти. Саша поморщилась. Раздраженно стянула мокрые варежки и сунула в карман пуховика. Пальцы были красными и влажными. Она поднесла их ко рту и подышала. Но на таком морозе даже пар от дыхания был еле теплым, как воздух у выключенного несколько часов назад обогревателя.