Журнал «Вокруг Света» №03 за 1985 год
Шрифт:
Самое значительное убийство с целью грабежа было совершено в совершенно безлюдном месте. Убийца стрелял в старателя из засады, перебил его собак, тщательно все закопал и прикрыл ветвями. Пропавшего никто не искал, потому что старатель-одиночка — перелетная птица, и никто не знает, когда он уйдет и когда придет. Но... вожаку упряжки удалось спастись. Он добрался до поселка и выл так, что привлек внимание шерифа. Собака привела полицию к свежей могиле...
Как во всех порожденных «золотой лихорадкой» городах, вершина расцвета Доусона означала начало угасания. В 1899 году, когда сюда пришли слухи
Слава Доусона увяла. Но новый мираж Севера вновь вызвал приступ лихорадки. На этот раз — нефтяной.
Одинокое «место человека»
Под крыльями самолета шли и шли бесконечные леса, был виден Юкон, который катил свои воды в Берингово море, потом самолет набрал высоту, чтобы перескочить через хребты гор Селуина. Деревьев становилось все меньше и меньше. Я видел Татры и Гималаи, Альпы и Скалистые горы, Арарат и иссохший Гиндукуш, но никогда в жизни не встречал такого мрачного, неприветливого ландшафта. Голые, гладкие вершины, совершенно безжизненные, от горизонта до горизонта все такое, каким было в начале мироздания.
Самолет покачивается. Компас не помогает, потому что самоуверенно указывает почему-то на восток. Пилоту приходится трудно — внизу нет огней городов, железных дорог, автострад и других ориентиров, они здесь просто не существуют. Правда, очень помогают реки. Но когда встает туман, их не видно.
Тем не менее самолеты постоянно летают над безбрежными просторами лесов и тундры, облетают скалы.
Открытие нефти потребовало множества пилотов. И они появились здесь, зачастую очень опытные, но налетавшие тысячи часов не на Севере. Но как «золотая лихорадка» в свое время, «лихорадка» нефтяная заставляет людей не думать об опасности. Мираж быстрого обогащения продолжает манить тысячи и тысячи людей.
В Инувике на бетонных плитах аэродрома лежала слякоть и снежинки падали в черные лужи. Промороженная земля не впитывала воду.
Инувик — по-эскимосски «место человека» — должен вызывать у охотников, пришедших из тундры, ощущение чуда. Теснимые с одной стороны берегом реки Маккензи, а с другой — девственным лесом, стоят на сваях, вколоченных в вечную мерзлоту, красные, коричневые, ярко-желтые и оранжевые дома, словно клумба среди коричнево-зеленого однообразия. Из грязи еле выступают деревянные тротуары и надземные трубопроводы, на озерах стоят гидропланы, а у дороги видны красные снегоходы с лыжами и гусеницами вместо задних колес. За последними домами начинается редкий еловый лес, кое-где посвечивает белая кора берез. Это, в общем-то, не лес в прямом понимании, но просто великое множество обломанных, тонких деревцев, тянущихся за горизонт, к тундре и морю.
Отсюда и отправляются на поиски нефти экспедиции.
— Где здесь можно недорого переночевать? — спросил я у эскимосов, с которыми прилетел из Доусона.
Арчи Нилл из компании «Империал ойл» посмотрел на меня недоверчиво.
— Из Эдмонтона о тебе ничего не сообщали. Есть где переночевать? — тщательно оглядел он меня.
— Есть.
Он удовлетворенно кивнул, а потом спросил:
— А здесь у тебя какие дела?
Когда я сообщил ему, что хотел бы посмотреть разведку и бурение нефти, он просиял и хлопнул меня по плечу.
— А то хочешь, вообще оставайся здесь. Работу я тебе найду,— предложил он без всякого перехода.
— Да?—удивился я, зная, что работу в Арктике найти нелегко.
Арчи некоторое время изучал мою реакцию, потом сдвинул бумаги в сторону и оперся на подлокотник.
— Здесь все возможно. Хочешь в тундру — пожалуйста. Хочешь на охоту — милости прошу! Тут земли с половину Соединенных Штатов, а людей — несколько тысяч. Каждый сам себе хозяин, никто тобой не командует, это тебе не юг.
Так заманивал он меня, а мне становилось все яснее, что все это — допрос. Или, мягче говоря, прощупывание. Арчи ведь ведает в компании безопасностью.
И я сказал:
— Тебе-то здесь и вправду неплохо. Ты шеф, живешь в городе. Ну а как ребята с нефтяных вышек, которые по месяцам не выбираются из тундры?
Вопрос задел Арчи Нилла.
— Ну да, я здесь шеф,— буркнул он и продолжал более мирно: — Среди нефтяников тот, кто проработает в этих местах два года, считается героем. Я живу в тундре уже десятый год. Таких здесь едва ли один на сотню. Но ты все-таки подумай. Ну как, останешься?
— Холодновато здесь,— заметил я.
— Ну как хочешь,— Арчи пожал плечами.— Так что тебе от меня надо?
Я повторил.
— Но ведь сейчас лето.
— Что же из этого?
— Летом скважины стоят, потому что тяжелые буровые установки во время работы разморозили бы почву и все увязли бы в трясине. Поэтому мы ждем, пока земля не станет твердой как камень. Так-то. Только на буровую и тогда ты бы все равно не попал.
— А чем бы я помешал?
— Слышал когда-нибудь о Норс-Слоуп?
— Да, это легендарное нефтяное место в районе Пойнт-Бэрроу на Аляске.
— Верно. А западное побережье Канады имеет такое же геологическое строение. Это тебе о чем-нибудь говорит?
— Да, подо льдом могут быть деньги.
— Остается самая малость — найти их.
— А кто-нибудь уже обнаружил следы нефти?
— Пока был только газ, но он нас не интересует. Мы выпускаем его в воздух.
— Но хорошо, а при чем тут я?
— Дело в том, что поиски нефти в тундре — занятие чертовски рискованное. Приходится ставить сотни вышек, а потом оказывается, что ничего нет. Изыскания обходятся весьма дорого. Уже израсходованы миллиарды. Так что в борьбе выдерживают только самые богатые нефтяные компании — «Шелл», «Бритиш петролеум» или мы. Прочие тихо ждут и в момент, когда брызнет первая нефть, бросятся сюда тучей.