Журнал «Вокруг Света» №10 за 2007 год

Журнал Вокруг Света

Подлинная реликвия — куски креста, воздвигнутого Магелланом на острове Себу в честь обращения его жителей в христианство, замурованы внутри этого нового, современного креста

Тайна гибели

Однако что-то тут явно не так. Действия Магеллана в данном — последнем в его жизни — случае, это желание продемонстрировать мощь, «поиграть мускулами» совсем не так логично, как может показаться. Более того, можно сказать, впервые за все путешествие он повел себя необъяснимо. Кроме всего прочего, его решение шло вразрез с королевской инструкцией: ни при каких обстоятельствах не рисковать

жизнью капитанов, не говоря уже о собственной. Даже Совет армады, члены которого, в общем, особенно не желали своему адмиралу здоровья, пытался отговорить его от ненужного и опасного сражения. А тот не только плюнул на общее мнение, но и отказался от тысячи воинов, предложенных Карлосом-Хумабоном; и своих-то людей привлек к бою смехотворно мало — по 20 добровольцев с каждого из трех кораблей; настоял, чтобы это были не «особо ценные» опытные воины, а юнги, стюарды и повара, которые никогда и мушкета в руках не держали, — перед сражением их пришлось поспешно учить заряжать это оружие.

Все это наводит на одну и поразительную мысль: человек, энергично отражавший удары судьбы в куда более критических (на вид) ситуациях, демонстрировавший всегда сильную жажду жизни, «вдруг» отдал эту самую жизнь во власть «Божьего суда». Даже вернейших сторонников, капитанов Серрано и Барбозу, он отказался брать с собой — мол, «Крест Иисуса — это единственное, что нужно мне для защиты». Впервые за всю карьеру пренебрег рекогносцировкой — рифы, неожиданно (вот удивление в филиппинских водах!) преградившие путь, не дали кораблям подойти к берегу достаточно близко, чтобы оказать десанту артподдержку… В общем, все закончилось так, как должно было. Пигафетта, которому, как историографу, удалось присоединиться к отряду (его, кстати, и самого тогда тяжело ранило), оставил такое свидетельство: «Узнав нашего адмирала, они стали целиться преимущественно в него; дважды им уже удалось сбить шлем с его головы; он оставался с горстью людей на своем посту, как подобает храброму рыцарю… так сражались мы более часу, пока одному из туземцев не удалось тростниковым копьем ранить адмирала в лицо… В тот же миг все островитяне набросились на него и стали колоть копьями и прочим оружием, у них имевшимся. Так умертвили они наше зерцало, свет наш, утешение наше и верного нашего предводителя».

Что же нашло на опытнейшего воина, незаурядного стратега и тактика? Отчего совершил он столько ошибок, непростительных даже для новобранца? Раньше всегда считалось, что причиной такой переоценки собственных сил было «головокружение от успехов». Дескать, адмиралу казалось, что для него нет ничего невозможного. Им найден Пролив, сокрушена внутренняя смута, пересечен гигантский океан. Новые земли, как и обещано королю, покорены Испании без единой капли крови, множество душ обращено в христианство… Что может быть страшно такому человеку?..

Однако в семидесятых годах ХХ века специалист по истории португальских и испанских плаваний уругваец Роландо Лагуарда Триас выдвинул иное предположение, которое позже поддержали и развили самые именитые ученые. Суть его в том, что в последний месяц жизни мореплаватель испытал страшное разочарование, можно сказать — впал в «смертную тоску». Почему? «Маленькая» деталь — когда флотилия добралась до Филиппин , астроном-астролог Сан-Мартин определил их координаты: 9 и две трети градуса северной широты и 189 градусов долготы, если считать от демаркационной линии. Иными словами, испанская экспедиция уже прошла на 9 градусов в глубь португальского полушария, в которое ей было строжайше запрещено вторгаться…

Один из лучших и самых опытных моряков своего времени, Эрнандо Магеллан, не мог не понимать, что это для него значит. Ведь не ради «спортивного интереса» — обогнуть шар земной — пробивался он с таким упорством вперед, на запад… Все самое ценное и богатое, желанное царство пряностей оказалось на стороне его бывших соотечественников-противников, причем так далеко на их стороне, что никакие географические фальсификации не помогут! Выходит, он плавал зря, он обманул Карла I и весь суровый Королевский совет. Пусть даже и ненамеренно… Гораздо больший, чем адмирал

рассчитывал, объем планеты не остановил его на пути, но сыграл с ним злую шутку. Не случайно — и стоит обратить внимание на эту важную деталь — вопреки «колонизационной» инструкции, где говорилось, что в завоеванных землях в первую очередь надо устанавливать знаки с королевским гербом, Магеллан установил на Себу только огромный деревянный крест, как символ обращения в веру восьмисот туземцев. Только огромный деревянный крест, объединяющий испанцев и португальцев.

Действительно, похоже, что ему пришло в голову подвести итоги жизни, попытаться хотя бы символически оправдаться перед самим собой, найти смысл в своей, как ему должно было казаться, проваленной миссии. Этому гордому человеку должна была быть невыносимой мысль о позорном возвращении. Вероятно, следует согласиться с выводом современных ученых — он фактически совершил самоубийство.

Удивительным образом эта памятная «часовня» на месте гибели Магеллана посвящена не ему, а победе местных жителей над колонизаторами-европейцами. Она так и называется — «Лапу-лапу», в честь того самого вождя, чьи воины убили адмирала. Остров Мактан, Филиппины

Финал путешествия: трагедия и триумф

С гибелью Магеллана испанцы потеряли в глазах аборигенов ореол неуязвимости, тем более что за ошибкой адмирала последовали не менее роковые. Сначала наследники адмирала отказались объявить свободным малайца Энрике, как следовало сделать по завещанию погибшего командира, и тот, оскорбившись, бежал к соплеменникам, благо теперь он находился в родных местах. Между прочим, получается: именно он-то и стал первым человеком, обогнувшим Землю — ведь Магеллан некогда вывез его в Европу в обратном направлении. Как бы там ни было, экспедиция осталась без переводчика.

Вскоре же Хумабон пригласил испанцев на пир. Старшие офицеры и кормчие, в том числе Сан-Мартин, точно так же, как некогда португальцы в Малакке, попали в ловушку. И, как и тогда, единственным, кому удалось в сутолоке бежать, оказался сеньор по фамилии Серрано (уже, конечно, не Франсишку, друг Магеллана, а капитан «Консепсьона», дон Хуан). Ему в итоге повезло меньше — туземцы все же в конце концов нашли его и пленили. Но не зарезали, а готовы были отдать на корабли за выкуп — пару пушек и бочонок меди. Оставшийся же «за старшего», кормчий Хуан Карвальо, очевидно, не захотел расстаться с неожиданно возникшей перспективой командования. Корабли подняли якоря, обрекая лучшего навигатора экспедиции на смерть. Еще восьмерых пленных европейцев «король Карлос Себуанский», легко расставшийся с нательным крестиком, продал в рабство китайцам.

Теперь из 150 моряков, добравшихся до Филиппин, в живых оставалось только 115 — число, недостаточное для управления тремя кораблями. Сильнее прочих пострадавший от морского червя «Консепсьон» пришлось сжечь. Это стало огромной потерей для истории — бывшие мятежники, заметая следы своего предательства в Сан-Хулиане, свезли все карты, лоции, судовые журналы, письма и дневники Магеллана на обреченное судно — прежде, чем бросить на него факелы.

Испанцы стали вести себя, как обычные пираты, — захватывали встречные лодки, крали их грузы, совершали налеты на маленькие туземные порты… В отсутствие Магеллана и других опытных навигаторов им понадобилось больше полугода, чтобы добраться до Молуккских островов, ради которых все плавание когда-то затевалось.

Пряностей здесь по-прежнему было столько, что с загрузкой не возникло никаких трудностей. После многолетних лишений появилась надежда не просто спастись, вернуться в отечество, а разбогатеть. Было решено разделиться, чтобы увеличить шансы пробиться к Испании .

«Тринидад» направился на восток — через Тихий океан к королевским владениям в Мексике и Панаме , но был по дороге захвачен португальцами. Почти вся команда впоследствии погибла, только четверо чудом выживших в 1525 году кружными путями добрались до отечества.