Жюстина
Шрифт:
Я знал, что моя мать вскоре должна была поехать на знаменитую ярмарку и собиралась на время путешествия оставить Софию на попечение гувернантки, которую было нетрудно совратить. Я предупредил Александра, чтобы он сделал все от него зависящее и получил свою сестру в свое полное распоряжение. Так Анриетта пришла вместе с братом, а Мишелина, наша дуэнья, согласилась предоставить нас четверых самим себе, за что мы обещали не говорить, что весь вечер она проведет со своим любовником.
Если мой кузен был одним из самых привлекательных юношей, каких я видел, то Анриетта, его сестра, пятнадцатилетняя девица, без сомнения, могла считаться одной из первых красавиц в Лионе: она была белокура, обладала кожей ослепительной белизны, украшенной
Я едва обменялся с Софией несколькими словами, так как не разговаривал с ней с тех пор, как сношал ее в последний раз. В общем я решительно объявил ей, что хочу, чтобы она занялась с моим кузеном тем же, чем занималась со мной.
– А вот эта красивая девушка, - продолжал я, указывая на Анриетту, будет платой за ваше послушание, поэтому сами можете понять, насколько огорчит меня ваш отказ.
– Однако, друг мой, - обратилась Анриетта к своему брату, - вы не говорили мне об этом соглашении, если бы я знала, ни за что не пришла бы сюда.
– Оставь, Анриетта, перестань разыгрывать из себя девственницу! усмехнулся Александр.
– Какая разница между мной и моим кузеном? И почему ты затрудняешься дать ему то, что получал я?
– Не будем уговаривать этих девиц, - сказал я, развязывая шнурок, поддерживающий юбки Софии, - возьми мою сестру из моих рук, отдай мне свою, и давай займемся удовольствиями.
Из глаз наших девушек брызнули слезы; они подошли друг к другу и обнялись, но мы с Александром уверили их, что душещипательные сцены здесь ни к чему, что надо проливать не слезы, а сперму, мигом разделись и передали друг другу своих сестер. О Боже, как прекрасна была Анриетта! Какая кожа! Какой румянец! Какие восхитительные пропорции! Я больше не представлял себе, как можно возбудиться при виде Софии, после того, как увидел свою кузину, словом, я был в экстазе; конечно, и Александр был не меньше восхищен, оглядывая прелести моей сестры: он жадно тискал и целовал все ее тело, а бедная София, бросая на меня взор влажных глаз, казалось, упрекает меня в коварстве. Анриетта чувствовала себя так же: было очевидно, что эти два очаровательных создания слушали только голос удовольствия, отдаваясь своим любовникам, но невинность одержала в них победу над проституцией, к которой их принуждали.
– Довольно слез, сожалений и церемоний!
– грубо сказал Александр. Займемся делом и докажем, что самое изощренное сладострастие будет царить во время наших общих игр.
Его желания были скоро исполнены, и я стал участником оргий, роскошнее которых ничего не знал. Мой кузен два раза овладел моей сестрой во влагалище и три раза в зад. Он научил меня, как наслаждаться женщинами, я попробовал, и попытка убедила меня лишний раз в том, что если природа поместила в одном месте храм воспроизводства, то не совместила с ним храм наслаждения. Нимало не раскаиваясь в непоследовательности, я думал лишь о том, как получше отомстить за прежние почести идолу, которому всегда служил и которого отныне буду проклинать до конца своих дней. Поэтому девушка больше пострадала от содомии, нежели от натиска в вагину, и я заметил своему наставнику, что если род человеческий воспроизводится исключительно через влагалище, тогда природа не испытывает большой нужды в размножении, потому что предназначила для этого тот из двух храмов, который обладает столь скромными достоинствами.
После предательских утех мы с Александром обратились к своим первым удовольствиям. Он насладился своей сестрой на моих глазах, я перед ним прочистил задницу своей; мы заставили их ласкать себя, мы содомировали друг друга, мы сплелись все четверо и долго лобзали друг другу зады. Александр продемонстрировал мне тысячу сладострастных эпизодов, которых я еще не знал по причине юного возраста, и мы завершили празднество сытной трапезой. Наши молодые любовницы, окончательно пришедшие
– Ты по-прежнему тверд в своем намерении относительно твоей сестры? спросил меня Александр несколько месяцев спустя, на что я ответил такими словами;
– Я еще больше хочу отомстить ей самым жестоким образом за иллюзию, в плен которой заманили меня ее чары; в моих глазах она является ужасным чудовищем, но если ты влюблен в нее, я смирю свои чувства.
– Кто? Я?
– воскликнул Александр.
– Чтобы я увлекся женщиной, которой наслаждался! Разве я не раскрыл тебе свое сердце? Будь уверен, что оно похоже на твое, поверь мне, что я тоже терпеть не могу этих девиц, и если хочешь, мы придумаем вместе, как их погубить.
– Дадим друг другу клятву, - добавил я, - и пусть ничто не помешает нам.
– Согласен, - ответил Александр, - но какое средство мы изберем?
– Я знаю одно очень надежное: сделай так, чтобы моя мать застала тебя вместе с моей сестрой, я знаю ее суровость, она придет в бешенство, и София пропала.
– Как это пропала?
– Ее поместят в монастырь.
– Хорошенькое наказание! Нет, для Анриетты я желаю чего-нибудь посущественнее.
– Как далеко ты хочешь зайти в своем гневе?
– Я хочу, чтобы она была обесчещена, унижена, разорена, оставлена нищей; я хочу, чтобы она просила милостыню у моего порога, а я буду с великим удовольствием отказывать ей.
– Хорошо, - сказал я другу, - в таком случае я был прав, думая, что превосхожу тебя в этом смысле... Однако ничего пока не хочу объяснять. Условимся действовать по отдельности, затем расскажем друг другу о своих делах, и тот, кто окажется искуснее, получит от другого признание в поражении. Согласен?
– Согласен, - сказал Александр, - но мы должны еще раз получить удовольствие, прежде чем приступить к делу.
Поскольку моя мать снова отсутствовала, мы устроили последнюю встречу там же, где состоялась первая. На этот раз мы насладились такими сладострастными сценами, каких не устраивали до сих пор, и закончили их тем, что жестоко оскорбили бывших идолов своего культа. Мы привязали их друг к другу живот к животу и в таком положении в продолжение четверти часа избивали хлыстами; мы награждали их пощечинами, придумывали для них всевозможные наказания; одним словом, мы унизили их до последнего предела и дошли до того, что плевали им в лицо, испражнялись на грудь, мочились в рот и в вагину, одновременно осыпая их самыми гнусными ругательствами. Они рыдали, мы смеялись над ними. Мы не усадили их с собой за стол, они прислуживали нам голыми; потом, заставив их одеться, мы вышвырнули обеих хорошим пинком в зад. Насколько же скромнее вели бы себя женщины, если бы знали, в какое рабство толкает их либертинаж! {Пусть теперь попробуют сказать, что эта книга аморальна, коль скоро вся она служит доказательством этому утверждению (Прим. автора.)}
Поскольку мы обещали друг другу действовать раздельно, я потерял Александра из виду приблизительно на шесть недель и воспользовался этим временем, чтобы расставить вокруг несчастной Софии все батареи, действие которых вы скоро увидите сами. Моя сестра, будучи очень темпераментной от природы, с той же легкостью уступила домогательствам одного из моих друзей, с какой отдалась моему кузену, и с этим другом я ее и застал. Не буду описывать вам ярость матери, скажу лишь, что она была ужасна.