Зима и лето мальчика Женьки
Шрифт:
Потом Вадика спрашивали что-то о родственниках, а он никак не мог вспомнить адрес дяди Андрея из Владивостока — они ездили туда с отцом на летние каникулы. А когда вспомнил, оказалось, что Андрей вовсе не брат отцу. И строгая женщина в пиджаке как у мамы сказала: надо вспомнить о всех дальних родственниках, потому что ни бабушки, ни дедушки у тебя нет. И если родня не отыщется, тебя сдадут в детский дом.
Вадик честно старался вспомнить.
А потом привезли родителей. Чужие, отстраненные, странно вытянувшиеся, они лежали рядом на диване. И Вадик знал, что они умерли, но не верил в это. Разве может так быть, чтобы их не стало? А как
— Что, заколачивать?
И тут мальчик закричал, зажал уши, потому что хором застучали молотки, и стучали они по его, Вадькиной голове. Да, да! Он так и кричал:
— Не бейте! Мне больно!
Чья-то рука ткнула его носом в живот, пахнущий духами и котлетами. Вадик вырвался и что было сил укусил кого-то за палец. К нему кинулись — и схватили бы, но мальчик замер на самом краю ямы с гробами и закричал:
— Не трогайте меня! Я все папке расскажу!
Он до сих пор очень ясно помнит эти застывшие лица. А вот больницу и странных врачей, задающих глупые вопросы, уже не так четко. Словно в тумане… Однажды утром он проснулся и понял, что родителей больше нет. Вдруг стало так пусто, что даже слез не было. По привычке он еще говорил всем, что его обязательно заберут родители, а потом спросил врача:
— Меня отсюда в детдом отправят?
И врач почему-то радостно улыбнулся:
— Скорее всего, да.
Вадик даже не испугался, только подумал: «Как папа…»
Отец часто вспоминал про детдом в маленьком селе. По словам отца выходило, что жилось там классно. Ловили рыбу, картошку пекли, ходили за грибами, еще искали сокровища какого-то хана. Вадик слушал и думал, что у его папки было очень интересное детство. И теперь у него будет такое же.
Вадик поплотнее завернулся в покрывало и прислушался: тихо, только монотонно где-то капает вода. И вот ведь странно: он лежит сейчас в темноте и совсем не боится ее. Кроме темноты, есть еще голод, мороз и страх того, что их найдут и опять отправят в детдом. А это куда ужасней темноты.
А Брига все не шел…
Мальчик попытался заснуть, но в животе беспрестанно урчало, а рот наполняла липкая слюна. Надо было подойти к крану, выпить воды. Это Брига научил, что, если очень хочется есть, надо напиться воды. Так можно обмануть голод и даже заснуть. Только если сейчас откинуть одеяло, то тепло ускользнет и, пока нагреешь постель, вода уже перестанет действовать.
И потом… вдруг Брига принесет нормальной еды? Вадик улыбнулся. Мама ни за что не назвала бы нормальной едой сухие пакеты, брикеты с киселем, булочки и хлеб. «Раз в сутки суп должен быть в желудке» — так говорила мама.
Но где же Брига достанет суп? Его не украдешь…
Вадька сглотнул слюну и подумал, что чем старше становится человек, тем больше вокруг него тайн, будто он сам себя настоящего уже боится. Вот и Брига никогда не скажет, что ворует, и его с собой не берет.
— Стой, сучонок! — ударил в спину снежок. — Слазь!
Брига даже не успел испугаться и смотрел сверху на мужика у подъезда. Тот одной рукой держал сумку, а другую, сжатую в кулак, воздевал к небу. Все преимущества были на стороне мужика. Даже если Брига сейчас спрыгнет, тот все равно его сграбастает. «Менты и детдом… да черт бы с ним! Вадька в подвале один».
Брига устроился на холодной лестнице, втиснувшись между перекладинами, и помахал противнику рукой:
— Не-а! Мне и тут неплохо.
Мужик задрал голову так, будто Брига не между третьим и вторым торчал, а уже к холодным звездам поднялся и прокричал:
— Стрешневы-ы-ы-ы! Стрешневы-ы-ы-ы!
Бригу как холодной водой окатило. «Если эти самые Стрешневы проснутся…» Он помотал головой, отгоняя ненужный страх. Мужику никто не ответил. Мальчишка огляделся. «Заманить бы его на лестницу…»
— Колобок! Колобок! Ты от дедушки ушел! Ты от бабушки ушел! — пропел Женька звонко.
Сверху противник и впрямь казался колобком: маленький, кругленький, пни — и покатится.
— Ах ты… — заругался Колобок и тряхнул пожарную лестницу.
«Тряси, тряси, дядя!» — Брига оторвал руки от перил и показал неприличный жест:
— Накоси — выкуси и оближи!
Колобок вдруг скинул пальто и рывком взлетел через две ступеньки.
— Ой, дядечка, ой, миленький, не лезь, мне страшно! — дурашливо загундосил Брига.
Мужик промолчал и еще быстрее заработал руками. Брига подпустил его поближе.
— Ой, колобок, боюсь-боюсь-боюсь! — завопил тоненько.
Мужик погрозил кулаком. Женька качнул ногой над запрокинутым искаженным лицом, привстал на ступеньке…
— Пока, Колобок! — и изо всех сил оттолкнулся от стены.
Ветер ударил в уши. Сердце — ах! — в голодное пузо. Приземлился на руки. У самого лица упала матерчатая объемная сумка. Женька жадно схватил ее — тяжелая! — и припустился со всех ног.
— Гнида! Бос'oта! — неслось в спину.
«А ведь не прыгнешь, дядя!» — подумал победно Брига.
К подвалу мчался, петляя, как заяц от гончих, ныряя в темные проходные дворы, пробегая узкими переулочками, перерезая широкие проспекты, перескакивая ограждения. Мчался уже от удали и шалого охотничьего счастья: сумел добыть! Что было в сумке — он не знал, но не пустая, не пустая!
У знакомого козырька Брига остановился, приосанился, переводя дух.
— Эй, Малой! Вадька! Гуляем! — крикнул.
Распахнул дверь — тишина. Гулкая. Мертвая. Чужая.
— Вадька! — Брига рванулся к «ложу» у трубы теплотрассы.
Ворох воняющего гнилью тряпья был пуст.
— Вадька! Вадька! — в ночную тьму.
«Если менты, то не ушли бы, меня бы ждали. Сам, сам. Куда?»
Вверх по ступенькам к ночному небу. Наугад в проулок… И остановился. «Нет, так не найти. Надо поразмыслить. Думает, что я у гастронома пасусь», — и Женька рванул туда.