Зима, которая не ты

Александров-Листопад Алексей

Телеспектакль

Сергей

Константин – молодые люди лет двадцати двух

Ирина

Комната Сергея.

(Она небольшая: диван, кресло-качалка, пара стульев; голые стены; на протяжении всего разговора громко тикают часы).

Сергей

развалился на диване, Константин стоит на пороге.

СЕРГЕЙ. Располагайся как тебе удобно, Константин.

Присаживайся в кресло. Посиди у меня.

КОНСТАНТИН (усаживаясь в кресло-качалку). Я возвращался из магазина и решил зайти к тебе.

Видно, что Константин нервничает; он закуривает, чешет подбородок.

СЕРГЕЙ. Вижу, ты сегодня не в духе. У тебя неприятности? Определенно, что-то стряслось.

КОНСТАНТИН. Да нет, ничего не случилось. (Морщит лоб, надувает щеки). Просто… мысли о смерти беспокоят меня больше прежнего.

СЕРГЕЙ. Отдых в деревне, похоже, не пошел тебе на пользу.

КОНСТАНТИН. Да, не пошел… Лучше скажи, часто ли ты бываешь на Втором городском кладбище?

СЕРГЕЙ. От моего дома до него всего полчаса ходьбы. После вечеринки я другой раз прогуливаюсь туда и обратно, чтобы подышать свежим воздухом перед сном. Ведь я тебя правильно понял? Ты говоришь о том самом кладбище, к которому нужно идти по шоссе, затем сворачиваешь и дальше по тропинке?

КОНСТАНТИН (быстро вынимая сигарету изо рта). Да!

СЕРГЕЙ. Ну да, я бывал там не раз, обычно около полуночи. Понятно, я всегда брал с собой фонарик. Надгробные камни ставятся так, чтобы луна не освещала мемориальных табличек. Кроме того, существует риск зацепиться за ограду; ходить там нужно очень осторожно. В полную луну дело существенно упрощается, и можно осмотреть самые дальние уголки кладбища.

КОНСТАНТИН. Я обожаю разглядывать фотокарточки умерших.

СЕРГЕЙ. И здесь тоже может пригодиться мой фонарик. В нем можно менять цвет, от красного до темно-синего. Я освещал разноцветными лучами надгробия и венки…

КОНСТАНТИН. Что ж, я всегда отдавал должное твоему опыту.

СЕРГЕЙ. Ты прав – это здорово затягивает, и с каждым днем узнаешь что-нибудь новое. Замечал ли ты, что на некоторых портретах, особенно старых, выцветают брови и зрачки?

КОНСТАНТИН. Я так обрадовался, когда впервые это увидел! И потом некоторое время не мог думать ни о чем другом! Хотя, между нами, жутковатое ощущение.

СЕРГЕЙ. Когда смотришь на такую фотографию, почему-то сразу понимаешь, что это фотография мертвого человека.

КОНСТАНТИН. Да, конечно… Постой, мне кажется, я что-то припоминаю…

Пауза. Сергей внимательно смотрит на Константина.

КОНСТАНТИН. О! Вспомнил. Как тебе пришлась по вкусу могила того парня, погибшего в 1981 году, второй сектор, третий ряд, посередине?

СЕРГЕЙ. Прелестная безобразная могила.

КОНСТАНТИН. Да, вроде бы именно ты рассказывал о ней когда-то. Позавчера мы с Ириной нарочно ходили посмотреть именно ее. Здорово впечатляет.

СЕРГЕЙ. Ну, а холмик?

КОНСТАНТИН. Холмик мы

изучали очень долго, и дело стоило того! Превосходный холмик. Сырая земля сохраняет свою свежесть. И раз в неделю туда кто-то приносит цветы. Иногда обыкновенные, пластмассовые, иногда – живые розы. Я навел справки насчет того, что было причиной гибели этого парня. И что бы ты думал? Его машина врезалась в дерево. Кстати, в ту ночь мы и нашли могилу писателя.

СЕРГЕЙ (немного сбитый с толку). Писателя? Какого писателя?

КОНСТАНТИН (смеется). Ха-ха-ха! Было уже почти утро, мы нашли ее случайно, когда уже просто так ходили. Нам было уже все равно, и очень хотелось спать. Так вот: писатель Белобродов, даты жизни 1951— 1988. Раньше я обращал внимание лишь на дату смерти (и то непонятно зачем), но никак не на возраст, в котором человек отправился в Неизвестность. Что на меня тогда нашло, до сих пор не пойму. Этот мужчина умер, когда ему стукнуло тридцать семь. Меня не покидает ощущение, что это особенная цифра, в некотором роде барьер…

СЕРГЕЙ. Барьер?

КОНСТАНТИН. Да, тот самый барьер, перешагивая через который, человек становится совсем другим. Я не знаю как. Быть может, меняется его отношение к смерти… Это трудно объяснить, просто иногда приходит в голову что-то такое.

СЕРГЕЙ. О чем ты говоришь? Все это бессмыслица. Поверь мне на слово; пусть я тоже не так давно начал регулярно посещать кладбища, но опыта у меня больше. То, о чем ты говоришь, или что-то подобное, я испытывал недели две назад, но это быстро прошло, и теперь я понял: мы, люди, бродящие среди могил, должны быть только с виду задумчивы. Главное – это земля под твоими ногами, в ней – кости, прогнившие доски, мертвецы, передающие нам приветы.

Пауза. Константин смотрит на Сергея. Потом отворачивается и прикуривает еще одну сигарету.

СЕРГЕЙ. Это кладбище мне уже надоело. Я хотел бы перебраться на другой конец города, там целых два кладбища, и притом почти рядом, две автобусных остановки в одну сторону, три – в другую, на автобусе номер 666.

КОНСТАНТИН. Это все в будущем… Хоть ты мне многое подсказал, я и сам обнаружил здесь немало неприятных сюрпризов. Наверно, это везение: иногда случайно набредешь на что-нибудь этакое. Потому и привязываешься порой к месту. В голове у меня карта, где светящимися точками отмечены все эти находки. Я готов с удовольствием рассказывать о них любому встречному.

СЕРГЕЙ. Так-так, подожди, я поставлю пепельницу…

Ставит пепельницу на подоконник.

СЕРГЕЙ. Продолжай.

КОНСТАНТИН. На западной стороне кладбища можно найти тесное скопление дешевых деревянных крестов. Эти убогие могилки занимают площадь всего в несколько аров. Так хоронят старушек, средства которых не позволяют устроить себе пышные похороны.

СЕРГЕЙ. Да, насколько я знаю, этим занимается муниципалитет.

КОНСТАНТИН. Я обнаружил особенную могилу и среди этих. Она была совсем свежей, двух- или трехнедельной давности. Холмик как раз и привлек мое внимание. Он был страшно перекошен и этим выделялся среди остальных. Все тамошние могилы похожи друг на друга, эта же выглядела разворошенной.