Зима посредине мира
Шрифт:
Волнение, вызванное завораживающей наготой моего нового друга, достало из памяти это воспоминание. Детский восторг от пластической красоты искусства пророс сквозь то, что я сейчас испытывал к этому парню, но его исказила взрослая стеснительность, которой и в помине не было тогда в музее.
Скрытый плотным паром, я прислушивался к хаотическим всплескам в одной из соседних кабинок, а в моменты, когда звук воды сливался в общий гул, оглядывался в иллюзорный полусвет душевой и воображал неясные очертания Алексея, приближающегося ко мне, но каждый раз ошибался. Казалось, что время остановилось, и в этом состоянии ноющего ожидания страх и неопределенность боролись с влечением и не спадавшим
Потом я услышал, как Алексей выключил воду в нескольких кабинках напротив.
– Ты ещё долго? – прокричал он мне откуда-то издалека. Его голос гулко разносился по подвалу.
– Уфф… Я ещё побуду. Не жди меня, мне водолазку надо постирать. Воду сам выключу!
Я надеялся, что он уйдет и мне не придется снова проходить испытание раздевалкой. Действительно, через несколько тягостных минут хлопнула входная дверь. Немного подождав, я перекрыл в секциях горячую воду, насухо вытерся полотенцем, затем торопливо оделся и пошёл в комнату. Там, к счастью, никого не оказалось: следующий день был свободным от тренировок, и ребята собрались в видеозале посмотреть кино. Мне никого не хотелось видеть.
Глава 3
Весь следующий день я старательно избегал людей, хотя было непросто найти уединение в здании, на три этажа набитом школьниками, которых оставили без присмотра. Пока мои соседи по комнате проводили своё свободное время в спортзале, я побродил по территории лагеря, а потом устроился в коридоре, в нише на «окошке свиданий» – единственном окне, выходившем на площадку перед главным входом. Рядом с окном на парковке стоял фонарь, ярко освещавший и улицу, и коридор внутри, так что по вечерам, особенно после отбоя, здесь встречались влюблённые парочки. Изредка, чтобы сбежать от ребячьего гвалта, я тоже приходил сюда посидеть на подоконнике с книжкой или альбомом для рисования.
В тот день, взяв новенькое издание «Убить пересмешника», я только делал вид, что читаю, потому что из-за моей растерянности слова романа не складывались в понятный текст. Степень возбуждения от каждой мысли об Алексее пугала: мое влечение к нему казалось ненормальным, с точки зрения рассудка, оно как бы заранее предрекало мне неисчислимые страдания. В тот момент я впервые думал об общественном мнении, поэтому сама идея рассказать кому-то, что со мной творилось, была невозможной. Я верил, что никогда не стану объектом насмешек и презрения, остаток моей жизни пройдет в скорби и печали, а эта взрывоопасная тайна умрёт вместе со мной.
Самоистязания сменялись грёзами о том, что могло бы ждать нас впереди: мне виделось, как мы стоим посреди городской площади и держимся за руки без всякого повода или как едем вместе в автобусе и он спит, положив голову мне на плечо. Простые, смутные мальчишеские мечты не обрастали подробностями – так приблизительно и наивно я представлял тогда идеальные отношения двух близких людей.
Утром, после бессонной ночи, в умывальной комнате я разглядывал себя в зеркале, вспоминая его тело: широкую спину, выпуклую грудь и элегантную бледность. В отличие от него я был смуглым и крупным с мощными дельтовидными мышцами и бицепсами – он даже в своей широкой фланелевой рубашке выглядел худым. Мы стали бы идеальной парой, двумя колеями одной лыжни, которые, хотя и не пересекаются, никогда не расходятся.
До самого вечера я Алексея почти не видел: он пару раз пронёсся мимо меня в толпе других мальчишек по коридору. За ужином, проходя у стола, за которым он, как обычно, сидел с соседями по комнате, я поймал его взгляд и приветливо кивнул. В ответ Алексей как-то быстро, почти не глядя на меня, качнул головой и сразу же переключил
Следующие дни нам не довелось побыть наедине: до конца лагеря оставалось совсем немного, и наставники усиленно готовили нас к главному состязанию. В начале сборов поговаривали и про длинную дистанцию в тридцать пять километров, но позже тренеры отказались от этого плана: за короткий срок подготовить безопасную для детей гонку продолжительностью пять-шесть часов с остановками для питания было технически невозможно, тем более что трасса почти везде шла по густому лесу. Рассчитывать на готовность самих «спортсменов», школьников, тоже не приходилось, потому что в городских условиях нам редко удавалось набраться опыта долгих забегов, да и одевались мы как попало: чаще всего в тонкие трико в несколько слоев, связанные бабушкой носки, ветровку поверх двух кофт, пару маек и хлопковые плавки «под низ». Хорошие немецкие лыжи и смазки тогда в России уже продавались, а вот лёгкую и теплую лыжную форму носили только члены сборной страны.
Мы всё чаще выходили группой на большую петлю, чтобы изучить её самые трудные участки. Старшеклассники бегали на длинные расстояния, поэтому значительная часть тренировочного графика заполнялась перерывами для отдыха, во время которых мы копили силы для соревнований, ели сладкую выпечку и каши. С приближением предстоящей гонки ребята всё меньше времени тратили на развлечения и подвижные игры, сидели по своим комнатам, общались мало и в основном отсыпались, тренировки стали короткими и щадящими.
Масс-старт на двадцать пять километров для мальчиков должен был состояться за два дня до окончания сборов (девочки бежали свою «десятку» днём раньше) – с тем расчетом, что следующий после гонки день мы посвятим расслаблению и восстановлению, а последний день в лагере – сборам домой.
Ещё накануне я стал психологически настраиваться на гонку, в своём воображении проходил лыжню снова и снова, отмечая коварные спуски с поворотами, а также ровные места, где я мог поработать руками, дав отдохнуть ногам. Со спокойными и приятными мыслями о предстоящем забеге, я ничуть не волновался, наоборот, впервые за много дней казался себе по-философски невозмутимым, на это время отступила даже мучившая меня романтическая лихорадка. Впрочем, образ Алексея всё равно маячил где-то на обочине сознания: в конце концов, он в числе ещё пятнадцати ребят, допущенных на старт, был одним из моих соперников – этот момент добавлял мне куража и вдохновения. В отсутствие у меня спортивных амбиций проигрыш в гонке мало что значил, так что к следующему дню я начал воспринимать её как увлекательное приключение.
Утро не только я провел в молчаливой собранности, во всех корпусах царила торжественная тишина. Остальные ребята поглядывали на нас кто-то с интересом, кто-то с завистью, кто-то с почтением как на героический отряд, которому предстояло тяжкое испытание. Мы позавтракали отдельно от всех и отправились в спортзал на краткую разминку, чтобы пробудить организм и подготовить мышцы к физическим нагрузкам. В это время на улице наставники проверяли трассу и колдовали с лыжами. Ночью слегка потеплело, шёл небольшой снег, так что младшие школьники уже с раннего утра обновляли и «укатывали» лыжню по всему кругу – откладывать гонку из-за этого не стали, чтобы мы, как выразился наш тренер, «не прокисли».