Зимний Мальчик
Шрифт:
— Ну, а я-то при чём?
— Мы с Олей посоветовались и решили…
— Погоди, погоди… Что значит — посоветовались? Когда?
— Вчера вечером. И сегодня утром. Знаешь, Чижик, есть такое полезное изобретение, как телефон.
— Ну да, догадываюсь. А мы сейчас так, перекрикиваемся по воздуху. Ладно, посоветовались и что?
— Помнишь, как мы на море пели?
— На море?
— Не придирайся. На водохранилище. На дамбе. После кино.
— «What is a yath», как забыть.
— Ну вот, ты и споешь.
— Я?
— Ну
Незадача. Надежда меня знает издавна. Помнит юное дарование, вундеркинда, звезду пионерских утренников.
— Ты не забыла, там пели вы, я же только подвывал.
— Не скромничай. Но мы тоже будем петь, а ты как думал.
Ага. Девушки мечтают о сцене и славе. Это понятно. Считают, что коренник, то есть я, вывезет. А они, пристяжные лошадки, будут красоваться, потряхивая гривами. Вот что она, волшебная сила искусства, с людьми делает. Вчера послушали концерт, потом посмотрели оперетту, а сегодня уже рвутся на сцену.
— Тогда приезжайте ко мне, репетировать.
— Почему к тебе?
— Я живу один, и мы никому не помешаем, это первое. У меня есть рояль, это второе. И я буду учить вас петь, это главное.
— Но мы…
— Петь на сцене — это другое. Либо по-моему, либо никак.
— Хорошо, мы приедем. Когда?
— Прямо сейчас. Время не терпит.
— Ага. Передаю трубку Ольге.
— Чижик, ты и правда согласен?
— Почему нет.
— А у нас получится?
— Не попробуем — не узнаем. Получится.
— Тогда мы едем.
Девушки поспешают медленно, пока соберутся, пока причешутся, то да сё. Час у меня был.
И я успел пожарить яичницу с помидорами и салом, съесть её, убраться на кухне и написать три партии — для Ольги (сопрано), Надежды (меццо-сопрано) и себя (тенор. Лирический тенор). И ещё много чего сделать. Девушки прибыли только к четырём. На обкомовской «Волге». С чемоданами. Однако.
Я смотрел из мансарды. Ага, пошли к даче Стельбовых. Видно, решили пожить здесь, в Сосновке. Почему бы и нет? Дом тёплый, к тому же на даче постоянно живет прислуга, семейная пара: кухарка-горничная и мастер-на-все-руки с пистолетом. По штату положено.
Наконец, девушки собрались с духом и пришли.
Мы репетировал три часа. Надо бы больше, но пусть втянутся. А вы как думали петь легко? Ага, ага. Легче легкого. Как под парусом идти, канаву копать или вышивать крестиком. Со стороны всё легко. Когда умеешь. Надежда хоть в музыкальной школе училась. Уже основа. А Ольга дремуча и невежественна, думает, что способности к вокалу либо есть, либо нет.
Так-то оно так, да не совсем. Петь, бегать, прыгать могут все дети. И, при надлежащей тренировке всякий ребенок — или почти всякий — может выполнить норму третьего разряда. А потом взрослеют, петь стесняются, прыгать тоже.
Но Ольга и Надежда не такие уж и старые. На третий разряд я их подтяну. Если очень постараемся — и я, и они.
А мы постараемся. Обещаю.
Так я и сказал
Они призадумались.
Вот-вот, красавицы. Будет слава, нет, не знаю, но пота мы прольем немало.
Нам вместе еще долго учиться. Шесть лет. И я постараюсь, чтобы впредь вы крепко подумали, прежде чем заявлялись на всякие певческие конкурсы.
Но один раз — ладно. Один раз можно.
Запоздно девицы ушли на дачу Стельбовых. Для поднятия духа я проводил их «Колыбельной» Моцарта. Маменька мне пела её в раннем детстве. Мне, конечно, до маменьки далеко, но подражание великим порождает иллюзию величия. Ну, если стараться.
Я постарался, подпустил сладости неимоверной, но тут она был к месту. Во всяком случае девицы обернулись и долго махали руками. Оно, конечно, может, комаров отгоняли, но какие в октябре комары?
Утром я выкатил из гаража «ЗИМ». Сам бы поехал электричкой, но втроем, да с учетом Ольгиной ноги «ЗИМ» — то что нужно. На заднем диванчике много свободнее сидеть, чем даже в «Волге». Ну, и дверь удобно раскрывается, выходом вперед. Я ее и раскрыл, садитесь, пожалуйста.
Сели, не чинились.
И только потом подумал: а, собственно, если бы не я с «ЗИМом» подкатил, как бы Ольга добиралась до института? Отец бы прислал обкомовскую «Волгу»? Нет, может, и прислал бы, но ведь не прислал! Выходит, меня измерили, исчислили и сочли пригодным. Ну-ну.
Первой парой сегодня биология. Практическое занятие. Ассистентка дала задание и ушла. Сидим, рисуем увиденное в микроскопе — демонстрационный препарат. Яйца остриц, да. Микроскопы у нас исторические, с дореволюционным стажем. Но что им сделается, им возраст не помеха.
Переговариваемся вполголоса. Больше о посвящении в студенты. Исподволь интересуются, куда это мы втроем ушли. Девочки отвечают честно — в театр. «Летучую мышь» посмотрели, потом с артистами посидели после спектакля. Да, шампанское, было. Да, конечно, Чижик развез по домам. Чижик добрый, правда, Чижик?
— Видел, вы и сегодня на шикарной тачке приехали, — сказал Игнат Шишикин.
Мы уже не первый день учимся, кое-что друг о друге знаем. Одни так просто душа нараспашку, и про дедушку с бабушкой расскажут, и о том, что из окошка видно, и о любимых фильмах-книгах-песнях. Иные молчуны. Пуд соли съедим, тогда разве…
Игнат приехал из Тбилиси. Там, в Тбилиси, говорит, поступить в медицинский возможности никакой, нечего и пытаться. Особенно Шишкину.
— Ну, приехали, — вступил в разговор я. — А что?
— Нет, ничего. У джигита должна быть машина, — сказал он чуть насмешливо.
— У джигита голова должна быть. А машина, ружье, кинжал — дело наживное, — ответил я, продолжая рисовать. Рисую я если и на первый разряд, то на слабенький, условный. Дедушка даже и не настаивал, чтобы я выбрал стезю художника. Рисуй, пиши, но для души, говорил он. Главное — видеть, а техника приложится.