Зимний Мальчик
Шрифт:
Зато профессор Петрова добилась для меня свободное посещение лекций, что немало. То есть считаю нужным — хожу и слушаю, как передиктовывают учебник химии или иной учебник, а не считаю, так и не хожу. И с семинарскими занятиями кое-какие поблажки. Зачеты можно сдавать досрочно или послесрочно. В зависимости от графика соревнований.
Возможностями своими я не злоупотребляю. Лекций не пропускаю, занятий тем более. Просто потому, что если не ходить на занятия, куда тогда ходить? Начнётся турнир, другое дело. Но турнир начнётся двадцатого
Десять положенных минут давно прошли, и я просто сидел на балконе и просто дышал, как обыкновенный человек, а не научно тренирующийся спортсмен.
К воротам подъехала «Волга». Открывать их и въезжать внутрь папенька не стал. Мол, на минутку заехал. Книги отдать.
Сегодня утром позвонила Анна, у них-де мои книги всё лежат и лежат, не хочу ли я их забрать. Хочу, сказал я, когда приезжать. А приезжать и не нужно, они сегодня собираются в Сосновку и захватят с собой книги.
Я спешно спустился вниз.
С папенькой и его молодой женой встречаться приходилось нередко, особенно во время репетиций оперы. Как не встречаться? Держался папенька подчеркнуто сердечно, но дистанцию сохранял, и как не сохранять, зачем дразнить гусей семейственностью. Анна же всегда обнимала, целовала в щеку и звала «нашим медвежонком». По-моему, переигрывала, и переигрывала сильно, но вот нарочно или нет, не знаю.
В калитку входила Анна со стопкой книг перед собой. Я перехватил книги, понес в дом, а папенька с Анной шли за мной. Операция «Троянская книга».
Прошли в гостиную. Сели. Посмотрели друг на друга. Я предложил «боржоми» — две бутылки и три стакана стояли тут же на столе. Желающих не оказалось.
— Миша, я тут… На минутку…
— Конечно, папенька, — понятливо ответил я. Дело житейское, что такого.
Едва папенька ушел, как Анна атаковала:
— Мы решили машину купить.
— Дело хорошее. Хотя на вид и на слух с «Волгой» полный порядок, нет?
— Порядок, порядок, но Владяне нужна своя машина. Неудобно с одной на двоих.
Я не сразу понял, что Владяня — это папенька, и почему ему нужна своя. А «Волга» чья?
— «Волгу» он подарил мне, — пояснила Анна.
— Это бывает, — сказал я.
— Так вот, мы решили купить машину, — повторила запев Анна. — И нам не хватает шести тысяч.
— А что за машина-то? — вяло поинтересовался я.
— «Жигули», тройка.
— Хорошая машина, говорят. Современная, и в управлении лёгкая.
И сколько же она стоит?
— Ты понимаешь, что запросто вторую машину не купишь. Приходится в обход, с большой переплатой.
— Непросто, — посочувствовал я.
— И ты должен мне эти шесть тысяч дать, — поставила точку Алла.
Я не торопился с ответом. Вдруг да папенька вернётся? Но он не возвращался,
— С чего бы это вдруг?
— Ты считаешь, что всё это справедливо? — Анна сделала округлый жест, показывая то ли на гостиную, то ли на весь дом, то ли на существующий миропорядок.
— Что именно? — уточнил я.
— То, что дом и остальное достались тебе, а не отцу.
— Справедливости на земле нет, справедливость вся там, — я тоже умею делать жесты. Показал вверх — то ли на мезонин, где была мастерская дедушки, то ли на небеса, а, может, имел в виду Кремль. — А здесь чистый субъективизм: что мне хорошо, то и справедливо. А что плохо — то несправедливо. Ну вот с чего бы я должен покупать тебе машину? Хорошо, не я, а дедушка? С чего?
— Не мне, а Владяне.
— Да хоть и Владяне. Пусть папенька подарил тебе «Волгу». Но какой же это будет подарок, если, подарив, он требует тут же возместить отданное?
— Он не требует. И не просит.
— Тогда о чём мы вообще говорим?
Паузу я заполнил так: открыл минералку, налил в стакан и стал пить маленькими глотками. Выпью глоток, отставлю стакан, посмотрю на свет, любуясь пузырьками, опять выпью глоток.
Язык сцены. Сия демонстрация показывала, что я свои личные нужды, в данном случае воду, ставлю выше общения с Анной.
Тут вернулся и папенька. Оценив ситуацию мгновенно, он зашел с другого бока. Показав на «Подвиг», он сказал:
— А я слышал, что эту картину на выставку повезут.
— Уже и повезли — выставочный вариант. А это домашний.
— И разрешение на продажу ты, конечно, дал?
— Конечно, — подтвердил я.
— Что с деньгами делать будешь?
— Я вот телевизор купил, — я показал на «Горизонт» — Экран огромный, хоккей хорошо смотреть, шайбу видно. И звук отличный, громкий.
— И что?
— На деньги, что выручу от продажи картины, куплю таких телевизоров, сколько получится, и раздам в госпитали для ветеранов. От дедушкиного имени. А то у однокурсника отец лечится в госпитале, так там «Рекорд — 64» с подсевшим кинескопом. Ничего ветераны разглядеть не могут. А это телевизор минский, надёжный, не ломается. Для госпиталя подойдет, думаю. Как тебе идея?
Ну, что тут можно ответить?
Уходя, Анна спросила:
— Тебе не страшно одному в таком большом доме? Ночью?
— Я к этому дому с детства привык. Не страшно. Но, может быть, заведу собаку.
И мы расстались. До следующего раза.
Ну да, Анна злится. На меня, а на самом деле на себя. Прогадала. Нужно было на себе меня женить, а не папеньку, думает. Папенька, конечно, муж завидный, что есть, то есть. Но я оказался ещё завиднее. И да, год назад я бы мог и того… ожениться. Глуп был. Сейчас, конечно, тоже глуп, но с другой стороны. С какой — не знаю. Собственная глупость вроде слепого пятна: сам её не видишь. Но жениться вот так запросто мне теперь Лиса с Пантерой не дадут.