Зимняя бегония. Том 2

Тянь-Эр Шуй Жу

Сяо Лай уже привыкла следить за порядком в огромной труппе «Шуйюнь», да в «грушевом саду» слышала и видела она немало, а потому мигом захлопнула дверь. Засова на ней не было, и ей ничего не оставалось, кроме как привалиться к двери спиной, чтобы никто больше не смог ворваться внутрь. Тем самым обстановка в гримерке стала еще напряженнее, словно этих двоих голышом застали в постели.

Юань Сяоди так и застыл с поднятой в руке кистью, продолжи он подводить Юй Цин брови, это выглядело бы бесстыже; однако опустить руку и бросить кисть – значило признать, что совесть у него нечиста, дать повод для пересудов, и он растерянно выдавил:

– Шан-лаобань, приветствую вас.

Тут неожиданно смутился Шан Сижуй, опустив голову, он принялся разглядывать паркет, словно ему неловко наблюдать такую неоднозначную сцену между мужчиной и женщиной. Юань Сяоди зарделся вслед за ним. Сяо Лай подумала уже, не следует ли ей открыть дверь и отыскать

для Юань-лаобаня предлог, чтобы тот скорее удалился.

– Юань-лаобань, – стыдливо начал Шан Сижуй, – вы пришли сегодня, а мне и не сообщили. Я оставил бы для вас хорошее место.

Прежде он, не без помощи Чэн Фэнтая, отобедал с Юань Сяоди за одним столом, правда, назвавшись выдуманным именем – Тянь Саньсинь, а затем на одном из собраний общества «Грушевого сада» Юань Сяоди столкнулся с ним и все же разоблачил его истинную личность. Вот почему при следующих встречах Шан Сижуя грызла совесть, как какого-то мошенника. Отсюда и происходило его смущение. Увидев, как Юань Сяоди подводит Юй Цин брови, он не подумал даже ни о чем романтическом. В его представлении они с Юань Сяоди были людьми разных поколений, да еще и талантливыми, а такие должны держаться друг друга. Юань Сяоди и Юй Цин – одаренные актеры, так что наверняка без умолку болтали об опере.

Договорив, Шан Сижуй взглянул на кисть в руке Юань Сяоди, а затем с завистью посмотрел на Юй Цин. За эти дни, проведенные подле Шан Сижуя, Юй Цин успела хорошо его изучить и почти всегда могла предугадать ход его мыслей. Шан Сижуй и в самом деле был человеком простым, другие видели его насквозь, сердце у него было словно хрустальное, душа открытая и честная. Он всегда говорил и действовал откровенно, сама простота и наивность. Никогда его мысли не шли в дурном направлении, он не надумывал многого. Завидев выражение его лица, Юй Цин тут же догадалась, что у него на уме. Вот почему она решительно улыбнулась великодушной улыбкой, вскинув голову, бросила взгляд на Юань Сяоди и легонько кивнула, давая понять, что он может продолжать гримировать ее, а сама сказала:

– Говорят, у Юань-лаобаня получаются самые красивые брови, сегодня я насилу его поймала и привела сюда. Прошу, Юань-лаобань, из уважения ко мне, нарисуйте брови и Шан-лаобаню, вы согласны? Наш Шан-лаобань сегодня выступает в амплуа шэна [57] , играет самого императора! – Юй Цин провела несколько дней в труппе «Шуйюнь», и когда произнесла имя Шан-лаобаня, то сделала это в той же манере, что и дети из труппы.

Шан Сижуй был так счастлив, что едва не начал пускать пузыри, тут же принялся повторять: «Хорошо, хорошо!» Он боялся, как бы Юань Сяоди не передумал. Охваченный беспредельным восторгом, он нанес основу грима, надел повязку на голову и вытянул шею в ожидании Юань Сяоди. Ему всегда казалось, что брови, нарисованные Юань Сяоди для цзиньшэнов [58] , самые изящные. Юань Сяоди, завидев воодушевление Шан Сижуя, мало-помалу начал осознавать, что тот вовсе не притворяется невежественным, чтобы снять с них вину, а и в самом деле невежественен, по-настоящему простодушный человек. Неясно было, откуда взялись слухи о романтических похождениях Шан Сижуя. Невольно улыбнувшись, он все же расслабился и спокойно подвел брови Юй Цин, послав ей подбадривающий взгляд. Затем он снова окунул кисть в краску и с улыбкой обратился к Шан Сижую:

57

Шэн (кит. ?) – амплуа главного мужского героя.

58

Цзиньшэн (кит. ??) – амплуа в опере куньцюй, романтичный и изящный молодой ученый, не достигший еще зрелого возраста и не занимающий пока что официальной должности. Свое название амплуа получило от традиционной квадратной шапочки цзинь, которую носят такие герои.

– Шан-лаобань, вы уж заждались. Какие брови вы хотите? Обычно у императоров брови должны быть под стать их величественному и гордому облику.

Шан Сижуй ответил с улыбкой:

– Этому императору подобное ни к чему. Этот император никудышный. Юй Цин играет мою наложницу, а вы нарисовали ей брови Ду Линян, тогда уж мне подведите брови как у Лю Мэнмэя!

Всего одна фраза взволновала сердца Юй Цин и Юань Сяоди, взгляды их пересеклись, а затем они в спешке отвели взор.

Чэн Фэнтай осматривал солдат, которых одолжил у своего зятя. Молодые парни выстроились вдоль стен театра, каждый стоял, выпрямившись по струнке, рукоятки винтовок они уперли в землю, а штыки начистили так, что те блестели, и весь их вид внушал ужас. Зрители в зале, должно быть, догадались, что это солдаты командующего Цао, во всем Бэйпине именно он считался самым упрямым

и высокомерным. Куда бы он ни отправлялся, всегда брал с собой комендантское отделение в качестве пышной свиты, да и его солдаты считались самыми бравыми и крепкими, рослыми и крупными. Командующий Цао наверняка придет поддержать своего любимого Шан-лаобаня на его спектакле, это было бы вполне логично. Зрители внизу хоть и думали, что командующий Цао пришел, но никто не смел взглянуть в сторону лож, опасаясь встретиться с ним взглядом и оскорбить неуважением. Представление еще не началось, и внизу слышались шепотки и обсуждения, отчего обстановка в зале напомнила Чэн Фэнтаю атмосферу западного оперного театра, которым он так восхищался.

Чэн Фэнтай подошел к одному из солдат, взял его винтовку и открыл затвор, чтобы проверить, есть ли внутри патроны. Солдаты знали, что это шурин их командующего, и стояли не шелохнувшись, позволяя ему осмотреть оружие. Командир взвода подбежал к Чэн Фэнтаю, отдал ему воинское приветствие и тихо проговорил:

– Второй господин, не беспокойтесь, все как вы и приказывали, патронов в стволах нет. Вздумай кто-то чудить, сразу же получит прикладом по спине, затем выволочим его за дверь и там уже решим, что делать дальше!

Чэн Фэнтай кивнул, вернул винтовку хозяину и похлопал командира по плечу:

– Братья, благодарю за ваш тяжелый труд.

С этими словами он вытащил из позолоченного портсигара две сигареты, одну положил себе в рот, другую протянул командиру. Командир тут же расслабился, совсем как тетива, которую отпустили, обрел непринужденный вид, дал Чэн Фэнтаю прикурить, затем закурил сам и с наслаждением затянулся:

– Я не посмею сказать, что служить второму господину – работа тяжелая. Разве второй господин хоть когда-то обходился с нами несправедливо! Вы не беспокойтесь, братья наши знают меру, неприятностей второму господину доставлять не станут! Достаточно и того, что мы здесь стоим. Кто объестся белены и посмеет напрашиваться на неприятности у самого командующего?

Чэн Фэнтай цокнул языком:

– Ты не понимаешь. И актеры, и зрители – все поголовно сумасшедшие, натворить глупостей им раз плюнуть. Это новая постановка Шан-лаобаня, кто знает, что за безумцы на нее слетятся!

Устремив взгляд на сцену, командир взвода хохотнул:

– Это вы верно говорите! У нас во взводе много кто страстные поклонники Шан-лаобаня! Перед тем как сюда прийти, я особо приказал: только служба, никаких восторженных криков. Кто не сдержится и лишит нас авторитета, тот по возвращении получит десять толстых палок! И то все сюда рвались! И это благодаря второму господину, получить такую завидную должность, где бы иначе мы достали билеты на новую постановку Шан-лаобаня!

Чэн Фэнтай, перебросившись с солдатней парой шуточек и выкурив пару сигарет, вытянул карманные часы и взглянул на время – представление вот-вот начнется. Поднявшись в ложу второго яруса, он огляделся. Вот и чудесно, почти все богачи и власть имущие Бэйпина собрались сегодня здесь, на дамах и барышнях переливались жемчуга и сверкали бриллианты, блеск их слепил глаза издалека. Чэн Фэнтай обвел взглядом зал, кивнул нескольким закадычным друзьям, а затем приметил Шэн Цзыюня, тот давно уже не показывался на людях. Сейчас Шэн Цзыюнь примостился между членами семьи вице-министра Хэ, теша себя надеждой, что тем самым укроется от взора Чэн Фэнтая. Студенческой формы на нем не было. Чэн Фэнтай немало изумился: Новый год на носу, все учебные заведения давно должны были распустить на каникулы, так почему же он все еще в Бэйпине. Интересно, что он наплел семье, раз смеет тянуть с возвращением домой на Новый год! [59] Если Шэн Цзые обвинит Чэн Фэнтая в том, что он недостаточно рьяно присматривал за его братом, объясниться будет непросто. Чэн Фэнтай нахмурился и решил, что завтра поймает Шэн Цзыюня и выяснит все, на сегодня же пощадил его. Он перевел взгляд, и лоб его вдруг разгладился, на лице заиграла улыбка, и он поманил к себе кое-кого пальцем. Там, впрочем, сделали вид, что его не заметили. Чэн Фэнтай снова поманил человека, и тот просто-напросто повернул голову, принявшись бесцельно скользить взглядом по залу.

59

Новый год по лунному календарю (или праздник Весны) в Китае принято встречать в кругу семьи, на этот праздник все возвращаются в родные края.

Лао Гэ тоже его заметил, склонился и спросил с улыбкой:

– Второй господин, мне пойти позвать его?

Чэн Фэнтай махнул рукой:

– Не надо. Если ты пойдешь, будет слишком много чести для него. – Он поднялся и крикнул вниз: – Командир Ли! Поднимитесь!

– Есть! – с лязгом ухватив винтовку, командир взвода притворился, что собирается броситься на верхний этаж.

Тот самый человек поспешно ухватил чашку с блюдечком, пригнулся и засеменил в ложу к Чэн Фэнтаю, смертельно боясь пролить чай: