Зимняя мантия

Чедвик Элизабет

Навстречу ему ехал отряд патрульных, и он посторонился, чтобы дать им дорогу. Их латы сверкали на солнце, и до него донеслась французская и фламандская речь. Один из них натянул поводья и взглянул на Симона из-под шлема.

– Скоро комендантский час, парень, – буркнул он. – Что ты здесь делаешь? – Он присмотрелся к лошади, и Симон испугался. Он знал, что таких хороших лошадей, как у него, зачастую отбирают. Потребность в них после Северной кампании была огромной.

– Я направляюсь в поместье Уолтефа Хантингдонского с посланием от короля, – ответил

Симон с большей смелостью, чем ощущал. – Меня зовут Симон де Санли, я королевский оруженосец и сын управляющего двором короля.

– Больно молод ты для такого важного задания, – прищурился солдат.

Симон пожал плечами.

– Король и раньше доверял мне письма.

– Дай-ка посмотреть на эти послания.

Симон решил было возмутиться, но потом подумал, что шестеро против одного – слишком много. Не сводя глаз с солдата, он полез в седельную сумку и вынул пакет. Тот взял его, повертел в руках, изучил красную печать и неохотно вернул пакет Симону.

– Поезжай, – сказал он и махнул рукой, будто муху отгонял.

Симон пришпорил коня и поспешил побыстрее удалиться. Он знал, насколько униженными чувствуют себя англичане в подобных ситуациях. Пленники на собственной земле.

На вполне пристойном английском он спросил возвращавшегося с поля крестьянина, как найти дорогу к дому Уолтефа. Тот показал ему на длинное строение с деревянной крышей. У ворот стоял вооруженный солдат. Завидев Симона, он встал по стойке смирно.

– Токи, – улыбнулся ему Симон. – Рад тебя видеть.

Воин прикрыл глаза ладонью от солнца и внезапно расплылся в улыбке.

– Господин Симон! Я вас и не признал!

– Я привез письма для графа. Он здесь?

– Здесь. – Токи придержал лошадь за уздцы, пока Симон спешивался. – Матерь Божья! Ну и выросли же вы!

– Я знаю. Мне дома приходится нагибаться, чтобы войти в конюшню, – засмеялся Симон. Он перенес вес на левую ногу и мгновенно почувствовал резкую боль. Но он уже научился не морщиться. Он не хотел видеть от посторонних ни проявления жалости, ни особого к себе отношения, так что чем меньше он будет показывать, как ему больно, тем скорее все будут относиться к нему как к ровне. Токи позвал конюхов, чтобы те позаботились о лошади, а Симон рассказал ему о встреченных по дороге рыцарях.

Улыбка исчезла с лица сакса.

– Это наверняка люди шерифа из замка, – проворчал он. – И сущее наказание для господина Уолтефа. Хоть король Вильгельм и отдал ему собственную племянницу в жены, но он навязал ему нормандских надсмотрщиков и нормандского шерифа, который обладает таким же чувством справедливости, как волк сочувствием к убитой им овце. – Он вздохнул. – Что-то я разговорился. Идите в зал. Хозяин будет рад вас видеть… и его леди тоже, – добавил он дипломатично.

Симон заставил себя улыбнуться. Он с нетерпением ждал встречи с Уолтефом, но леди Джудит – совсем другое дело. Он боялся, что она не слишком ему обрадуется.

Войдя в дом, он заметил, что стены были заново покрашены белой известкой и не успели еще задымиться,

так что хорошо были видны изображенные на них круглые саксонские щиты. Несколько узких вышитых полотнищ искусно делили большой зал. Молодой солдат провел его к Уолтефу. Хотя у графа не было отдельного от зала помещения, определенная часть его была отгорожена тяжелыми шерстяными занавесями и служила одновременно гостиной и спальней.

– Леди Джудит предпочитает задергивать занавес, – сказал солдат. – Ей вообще больше нравится жить в Нортгемптоне, у них там отдельные покои, но милорд любит Хантингдон, говорит, что здесь чувствует себя дома. – Он помолчал и более громким голосом попросил разрешения войти.

Уолтеф ответил жизнерадостным приветствием, и Симон вошел к нему за занавеску.

Уолтеф сидел за столом, наклонившись над шахматной доской. Одну руку он упер в бок, другой почесывал подбородок. Напротив сидела Джудит с несколько раздраженным выражением лица, вызванным, как подозревал Симон, его появлением.

– Симон! – Уолтеф вскочил на ноги, качнув столик и опрокинув несколько фигур. С широкой улыбкой он подошел к Симону и крепко обнял его, чуть не переломав ему все кости. – Что привело тебя в Хантингдон?

– Я привез письма от короля Вильгельма, – милорд, – ответил Симон. – Я попросил, чтобы послали именно меня.

Уолтеф так хлопнул его по плечу, что он едва удержался на ногах.

– Я рад, что ты приехал. Джудит, взгляни, кто здесь!

Она не поднялась, но скупо улыбнулась и сказала:

– Добро пожаловать! – Но в голосе ее не было теплоты Уолтефа.

Он громко рассмеялся.

– Не обращай на нее внимания. Она выигрывала, а ты все испортил – вот она и злится.

Симон вежливо извинился. Шутка мужа еще больше рассердила Джудит. Симон считал ее хорошенькой, но капризной. Когда он склонился к ее руке, то увидел, что другую руку она положила на округлившийся живот.

– Наш ребенок должен родиться ко Дню святого Катберта, – объявил Уолтеф, с гордостью глядя на жену, – Через пару месяцев, – добавил он, видя недоумение Симона, не слишком разбиравшегося в английских святых. – Миледи пожелала рожать в Нортгемптоне, куда мы и отправляемся через несколько дней. – Он говорил с улыбкой, но Симон по его голосу понял, что не он принимал это решение.

– Ты говорил о письмах, – напомнила леди Джудит с нетерпением.

– Да, миледи. – Он достал пакет и, хотя леди Джудит сидела ближе, протянул его Уолтефу в знак мужской солидарности.

Уолтеф едва заметно ухмыльнулся, сломал печать и отошел к окну, где было светлее.

– Что пишет дядя? – спросила Джудит. Ее пальцы шевелились, как будто она хотела вырвать послание из рук мужа.

Уолтеф пожал плечами.

– Он требует моего заверения поддержке его кампании против скоттов. Я должен присоединиться к нему, как только смогу. – Он протянул ей пергамент, погладил бороду и вздохнул.

– До чего же не вовремя. Я так надеялся присутствовать при рождении моего первенца.