Зимняя мантия
Шрифт:
– Он превратится в большое сильное дерево. Ты тоже вырастешь и станешь прекрасной женщиной, – сказал он. – Я горжусь тобой и всегда буду гордиться.
Матильда подняла на него глаза. Что-то было не так, она не могла понять, в чем дело.
– Завтра я поеду к одному важному священнику, а затем в Нормандию, чтобы навестить короля Вильгельма, дядю твоей мамы. Какое-то время меня не будет дома. Я хочу, чтобы ты вспоминала обо мне, когда станешь ухаживать за этим деревом. И когда мама или Сибилла поведут тебя в церковь, я хочу, чтобы ты вспоминала меня в своих молитвах.
Матильда кивнула.
– Я
– Давай пойдем и бросим для эльфа монетку в колодец.
– Давай, почему бы и нет.
Он взял ее за руку, которая полностью утонула в его огромной ладони, и почувствовал томящую боль в сердце.
Глава 18
Руан, Нормандия, осень 1075 года
Сокола Симону подарил Вильгельм, по достоинству оценив его службу как в походе, так и при дворе. Крылья молодой птицы были цвета сланца, на груди переплелись голубые и кремовые перышки. Симон назвал ее Женевьевой, потому что для него она была королевой. Он учил ее охотиться и теперь проводил все свое свободное время за этим занятием. Она должна была привыкнуть к его руке, поэтому он брал ее с собой на прогулки, чтобы она привыкла к звукам и видам двора, не пугалась собак, и лошадей, и человеческих криков. Сначала она в панике махала крыльями, пыталась высвободиться, но постепенно привыкла. Теперь она сидела неподвижно на его руке, вцепившись блестящими когтями в перчатку.
Сабина, дочь сокольничего, стояла рядом. В темноте ее глаза сверкали, как черное стекло. Как полагалось, она носила косынку поверх черных кос, но он помнил эти волосы па ощупь, потому что вчера уговорил ее распустить их – мягкие, черные, густые. Потом он видел такие сны, за которые надо каяться на исповеди.
– Жаль, что вы не можете остаться, – сказала Сабина, посмотрев на него сквозь густые черные ресницы.
Симон огляделся. Они были одни, ее отца нигде не было видно.
– Почему вы решили, что не могу? – спросил он и смело притянул ее к себе – губы к губам, бедра к бедрам. Он забылся в сладости поцелуя и огне, пробежавшем от губ по всему телу. Он ощутил вожделение. Потянулся к зовущей мягкости ее грудей и пожалел, что их прикрывают платье и сорочка. Сабина вскрикнула и выгнулась, прижавшись к нему еще теснее. Но через мгновение она вырвалась и оттолкнула его.
– Мне кажется, тебе нельзя, потому что у короля гость, – проговорила она задыхаясь. – Он может в любой момент позвать тебя и велеть накрыть стол. Говорят, у короля в свите нет никого, кто бы умел так красиво нарезать мясо, как ты.
Симон снова прижал ее к себе и прикоснулся губами к ее шее в том месте, где отчетливо пульсировала кровь.
– Найдут другого, – сказал он, зная, что обманывает себя. Он был одним из старших слуг, и младшие всегда обращались к нему за помощью и советом. Да и Вильгельм захочет, чтобы именно он нарезал поданное к столу мясо. Разумеется, все зависит от ранга гостя. Если это кто-то незнатный, то справится и младший слуга. – Ты знаешь, кто приехал?
– Да. – Она запрокинула голову, подставляя
Симон замер и посмотрел на нее прищуренными глазами.
– Сеньор Уолтеф?
– Да, он… Что-то не так?
Симон поморщился.
– Все нормально. Я-то думал, это будет последнее место, куда он приедет.
– Почему?
– Потому что в Англии снова беспорядки.
– И ты мне ничего об этом не расскажешь, даже если я тебя привяжу к насесту и принесу королевского орла, чтобы он выклевал тебе глаза?
Симон невольно рассмеялся.
– Нет, не расскажу, – согласился он. – При дворе и так полно сплетен, и я не хочу болтать, разве что прикажут. Всегда выгодно знать, что происходит в королевских покоях, но я не запачкаю свою честь и доверие короля, распуская слухи. Мне надо идти. – Он поцеловал ее в щеку.
– Возвращайся поскорее, – улыбнулась она.
Симон кивнул. Это было частью игры, в которую они играли. Сабина была умной девушкой. Она знала, что стоит ей рассказать о госте, как ему придется уйти, и она сможет остановить их любовные утехи, пока они не зашли слишком далеко. Он подумал, что ее сообразительность манила его к ней не меньше, чем ее тело.
– Как только смогу, – бросил он через плечо. Один Бог знает, когда это случится.
Когда Симон шел к башне, его хромота была практически незаметна. Он окреп, упражняясь, а также во время похода. Он шел и думал: зачем Уолтеф приехал в Нормандию?
Вильгельм получил письма от архиепископа Ланфранка, в которых тот сообщал о восстании в Англии бриттов во главе с Ральфом де Галом и Роджером Херефордским. В письмах говорилось, что восстание подавлено, и нет нужды в поспешном возвращении короля в Англию. Регулярно прибывали посыльные. Ральф Норфолкский бежал из Англии. Графа Роджера схватили и бросили в тюрьму, где он ждет решения Вильгельма. Похоже, что, хотя Уолтеф в восстании и не участвовал, он знал о намерениях бунтовщиков и не помешал их силам объединиться. Архиепископ писал, что Уолтеф горько сожалеет о своем поступке, но Симон сомневался, что это оправдает Уолтефа. Он не знал, что почувствует, когда увидит его – человека, который вытащил его из-под копыт взбесившейся лошади, который был с ним рядом в самые его тяжелые дни, который помог ему встать на ноги. С его стороны будет неблагодарностью назвать его предателем и глупцом, но именно так Симон о нем и думал.
Он задержался у входа в большой зал, чтобы умыться, затем прошел к возвышению, где за большим столом сидел Вильгельм в окружении знати и чиновников. Уолтеф сидел с ним рядом, и, хотя атмосфера была несколько напряженной, они, похоже, мирно беседовали. Уолтеф снова подстригся на нормандский манер и сильно укоротил бороду. Их обслуживали двое младших слуг, подавая вино и сушеные фрукты.
– Никогда не видел человека такого смелого и такого глупого, как Уолтеф Сивардссон, – пробормотал отец Симона, проходя мимо него. – Могу признать, что на его месте я бы сбежал в Данию вслед за Ральфом де Галом, а не приехал с повинной в логово льва.