Зимняя рябина
Шрифт:
– А моя мама говорит, что Дуня – это хорошее имя… – пыталась она как-то утешить подружку. – Что раньше многих так называли… Меня тоже мама иногда Нюркой называет, так и что теперь?
– Не… Нюрка – это еще ничего. К тому же у тебя и нормальное имя в запасе есть. Знаешь, я думаю, что мне моя мамка просто отомстить хотела, поэтому так меня назвала…
– Отомстить? За что отомстить?
– Ну, что я непрошеной на свет появилась. Она вовсе ведь не хотела меня рожать, я знаю. Будто бы я ей назло родилась…
– Да ну… Так не бывает, что ты.
– Откуда ты знаешь, как бывает, как не бывает? Не знаешь, так и не говори!
– Ну не сердись, Дуня…
– Да я не сержусь.
– Да, очень красиво…
– И ты меня тоже Евой зови, ладно?
– Ладно, Дунь. То есть… Ладно, Ева. Я привыкну, честное слово, привыкну…
И впрямь ведь – привыкла! Когда сегодня мама по старой памяти Евку Дунькой назвала, удивилась даже. Какая еще Дунька, откуда взялась?
После школы их пути разошлись – она уехала в город, поступила в педагогический, на третьем курсе вышла замуж за Ромочку. А Ева после школы подалась на Север по вербовке. Так и говорила всем – заработаю много денег, куплю себе квартиру в городе, мужа хорошего найду. Жить буду, как хочу, никто мне не указчик… Так все и случилось. И квартиру купила, и жила, как хотела. Все исполнилось… кроме личного счастья. То есть муж оказался совсем не тем, какого Евка себе намечтала. И семейно-квартирный вопрос тоже со временем дал трещину, потому как с мужем не просто не заладилось, а случилась настоящая война по причине все того же пресловутого квартирного вопроса. То есть при разводе муж потребовал себе половину. Несмотря на то что Евка после развода оставалась с маленькой дочкой на руках. Но Евка и тут сумела извернуться – каким-то образом оформила квартиру на мать. Как ей это удалось – одному богу известно. Вот и получается, что мать Евке пригодилась… С одной стороны – хорошо, а с другой – не очень. Потому как Люба после Евкиного развода напрочь отказалась переделывать документы на квартиру обратно на Евку. Что ею при этом руководило – тоже одному богу известно. К тому времени психическое здоровье у Любы совсем пошатнулось, уже ни один психиатр ей бы помочь не смог. Жалкое она собой представляла к тому времени зрелище – ходила-бродила постаревшая Ассоль по Снегирям, высматривала себе очередного Грэя… Но в Евке свою родную дочь еще пока признавала. Это сейчас плохо с головой у нее стало, а тогда ничего еще было, да…
Сама Евка к матери ездила редко, но и совсем ее не забывала. Приезжала, убиралась в доме, холодильник продуктами заполняла. А потом соседи начали Евке звонить – делай, мол, что-то с матерью, пристраивай куда-то, она совсем дурит… Однажды дом чужой чуть не спалила ни с того ни с сего. А в другой день стриптиз около школы устроила. И вообще, неизвестно было, что она еще может выкинуть…
Евка и собралась этим вопросом заняться, устройством матери куда-нибудь, да что-то ее остановило. Может, мать пожалела, может, еще какие обстоятельства были. Потому и уволилась с городской работы, приехала жить в Снегири. Как говорила – временно. Чтобы просто осмотреться, по интернатам в округе поездить, выбрать что-нибудь подходящее для матери. Заодно и врачам ее показать, может, что-нибудь посоветуют. Да только что они могли ей посоветовать, ничего толком и не могли… Сказали – будет ваша мама жить долго. Организм по физиологии работает как часы, и сердце стучит, как пламенный мотор, а мозг отказывает потихоньку и довольно причудливо. Так причудливо, что оторопь берет… И ничего не поделаешь, если природа так распорядилась. И самый главный мучительный вопрос – зачем… Зачем этой природе надо было красивую женщину в такое стыдное безумие отправлять – неизвестно. И Евке жизнь портить – зачем? Получилось, что она теперь к матери цепями прикована,
Вздрогнув то ли от холода, то ли от грустных мыслей, Аня взбежала на крыльцо, постучала костяшками пальцев в дверь. Слышала, что за дверью было шумно – опять Евка с матерью ругалась. Не вовремя, стало быть, она заявилась. Хотя – когда ж оно вовремя-то? Если они все время ругаются…
Вдруг за дверью стало очень тихо, и она снова постучала. Услышала, как Евка торопливо идет к двери, отступила на шаг.
– Привет! – сиплым шепотом проговорила Евка, распахивая дверь. – Давно стучишь, наверное?
– Да нет… А почему ты шепотом говоришь, Ев?
– А моя мамаша приказала организовать тишину в палате, она почивать изволит… Сегодня у нее новая блажь, будто она в больнице лежит. А я у нее что-то навроде сиделки или нянечки, персонал самого нижнего ранга. Только что отчитывала меня, что пол в палате плохо помыт. А в обед борщ был пересолен… В общем, все у нас по-прежнему, только интерьеры меняются. Да ты заходи, Ань, чего мы на холоде тут…
– А тетя Люба точно почивать отправилась, Ев?
– Боишься, да? Не бойся. Ты, может, у нее за главного врача по рангу сойдешь. С большим уважением отнесется, не бойся. Помнишь, как она тебя в прошлый раз приняла за телевизионную дикторшу?
– Да я и не боюсь… Я и заходить не собиралась. Только про баню хотела уточнить. Какую будем топить, твою или мою?
– Так мою, наверное… Моя ж очередь вроде. Завтра к обеду истоплю.
– Да? Ну ладно… Пойду я тогда…
– Постой, Ань! Куда торопишься-то? Зайди хоть, скрась мое существование бестолковое. Выслушай, жилетку подставь. Подруга ты мне или кто?
– Да подруга, подруга… Ладно, зайду ненадолго. Послушаю. Можешь прямо сейчас начинать припадать в жилетку.
– Да ладно… Это ж я так про жилетку сказала, между прочим. Тебе и самой эта жилетка нужна не меньше, чем мне. Тоже ведь несладко приходится, я знаю. Просто ты не хнычешь никогда, молодец.
– Да нормально у меня все, Ев. И даже очень нормально…
– Ну да, как же. Вся личная жизнь прахом пошла… и нормально.
– Зато я маме нужна, Ев…
– Ой, не говори мне ничего такого, Анька, не начинай даже! Знаю я эту твою песню про святую выплату долга, сто раз уже слышала! Давай лучше проходи на кухню… Чаю попьем…
– Да я напилась уже чаю, Ев. Я просто так с тобой посижу, ладно?
– Ну, тогда коньячку… У меня припрятан шкалик, сейчас достану.
– Нет, и коньячку не хочу. Ты же знаешь, я не любительница.
– Зануда ты, а не любительница! Надо ж как-то расслабляться, иначе с ума сойдешь, в нашем-то с тобой положении!
– Из-за чего расслабляться, Ев? У меня все хорошо, не надо мне ни от чего расслабляться.
– Во-во… Ты не только зануда, Анька, ты еще и блаженная. И минуты не прошло, как у тебя от «все нормально» к «все хорошо» перешло! А еще через минуту у тебя уже все расчудесно будет, да? Вот вся ты в этом и есть… Все хорошо у нее, гляньте-ка! Просто со всех сторон счастливая женщина! Завидно даже, ей-богу!
– Евка, отстань… Пей свой коньяк, если тебе надо. Чего привязалась?
Евка хмыкнула, глянула исподлобья, заправила за ухо прядь отросших после стрижки волос. Не шла ей эта отросшая стрижка, неряшливо смотрелась. Да и вся Евка была какой-то отчаянно неухоженной, будто даже кичилась этим, напоказ выставляла. Мол, если живу в таких обстоятельствах, то и соответствовать им буду! И попробуйте сказать мне что-нибудь! Совсем на дно опущусь, постарею, помру… Назло этим самым обстоятельствам…