Зимопись. Урок ловиласки
Шрифт:
Включение первое
Марианна
Угораздило же оказаться во главе такого гарема. Наверное, так ощущают себя женщины в мужском коллективе: всеобщее восхищение, местами ревность, периодические подкаты… Пятнадцать девок, один я. Вспомнилось, как некто Сухов вел нечто похожее через пустыню. Я вел через горы. Суть одна: отвечал за кучу доверившихся неопытных баб. Прошу прощения за грубость, вношу поправку: молодых и чрезвычайно молодых женщин. Но по уму – баб, где логика и рядом не ночевала, а самомнения – хоть половником хлебай. Ничего не знают, ничего не умеют, зато –
Ничего не имею ни против женщин, ни против царевен, особенно таких симпатичных, но когда я один, а их столько, и у каждой собственные тараканы в голове и своя игра… В общем, как уже заметно по моему настрою, допекли.
В свое время Гомер придумал игру типа современной компьютерной и резался в нее с наслаждением: осаждал и громил Трою, затем с трудностями вел главного героя домой… Думалось ли мне когда-нибудь, что окажусь в роли героя игры-бродилки? Местами – стрелялки. А также стратегии. Всю жизнь мечтал быть не пешкой, а игроком, и вот, получите – участник квеста.
Первую ночевку в небольшом леске на склоне горе мы пережили без приключений. Скажем так: без особых приключений. Настало время второй. Ночью идти опасно, в этом мире ночь – понятие почти сакральное, природа и люди сделали ее невозможной для путешествий. И зачем куда-то идти? Апельсиновая рощица давала еду, неподалеку манил прохладой чудесный водоемчик – лучшего места для лагеря не найти. Мы расположились на поляне, вокруг костра соорудили огромный лежак из листьев и сушилку для одежды. Затем ночь преподнесла несколько сюрпризов, и после одного из них – высвобождения дозорной из ямы – я отправился отмываться на озеро (в мире, куда меня закинуло, так громко называют лужи десяти метров в диаметре и глубиной по пояс).
Чтоб добраться до воды, пришлось спуститься по заросшему травой крутому склону. Словно в воронку снаряда. Местами под ногами хлюпала и жадно чавкала липкая противная грязь, зато озерцо во впадине сияло ровной гладью. Вода блестела, в ней отражались звезды – единственный свет в окружавшей тьме.
Бодрящие объятия озера приняли меня, как ведро сползшую с бортика тряпку. Шаг, еще шаг, резкое погружение…
Дно обжигало холодом из бьющего ключа. Руки терли и скребли, с невыразимым восторгом освобождая тело от грязи и пота, и я быстро превращался обратно в белого человека.
Вскоре на берег прибыло и сконфуженное олицетворение невезения. Когда царевны типично женским оружием – коварством – заставили постираться и меня, проводника, который стал командиром исключительно от их неумения выживать в дикой природе, прикрытыми у нас остались только дозорные.
– Меня отправили мыться, – робко сообщила Марьяна.
– Мойся. – Я равнодушно пожал плечами.
Она не двинулась с места.
Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать, время плакать и время смеяться. Как выяснилось, та же ерунда со стыдом.
– Марьяна, – громко позвал я.
– Что? – Она отпрянула на шаг.
– Какой у тебя приказ?
– Мыться.
– Почему не выполняешь?
– Но… ведь это…
– Я командир?
– Да.
– Приказываю подойти.
Ослушаться она не решилась. Раздались шлепки, плавно перешедшие в плеск, и передо мной вырисовалось в темноте прикрывавшееся мягко-хрупкое создание, чумазое, как свинка в луже. Оно застыло в метре от меня.
На полголовы ниже. Вдвое тоньше. Вдесятеро симпатичнее. Лицо пряталось за челкой, свидетельства нашей разности – под ладонями. По плечам клубком спящих змей разметались перепачканные землей волосы. Марьяна даже в плену не решилась их подрезать, как, например, Амалия. Но когда будут отмыты и уложены, думаю, моральное удовлетворение стократно перекроет трудозатраты и былые муки.
– Как стоишь перед командиром?! – рявкнул я.
Руки царевны испуганно уронились по швам. Плечи расправились. Но лицо так и не поднялось.
– Ты же невестор… – только и выговорила она.
За эти слова я готов был расцеловать, но вместо этого отбрил доводами тех, кто женихался ко мне ранее:
– Неофициальный. Можешь расслабиться.
Она не расслабилась. Только мелкая рябь от ее дрожи пошла по водной поверхности.
– Вольно, говорю.
Ее плечи чуть сдвинулись. Тонкие нервные пальцы попали в плен ломающих ладоней. Беспокойная пауза затянулась.
– Марьяна…
– Вообще-то я Марианна, – проговорила царевна, не поднимая глаз. – Просто все привыкли.
– Марианна, – с чувством поправился я, – в жизни бывают моменты, когда нужно выкинуть из головы лишнее.
– Понимаю, – робко послышалось от собеседницы. – Как при изображении стаи: ты не стеснялся нас, мы не стеснялись тебя. Так было надо.
– Почему же стеснялась в яме?
– Мы там были одни.
– Как же одни, – воскликнул я. – Сверху на нас глядела куча народу!
– Они ничего не видели.
– Какая разница! – не удержался я. – У нас была задача – выбраться. Невзирая на.
– Взирая.
– Это ты взирала, как я лез. Я не взирал!
Она не согласилась:
– Но ты хотел. Нарочно вел к этому. И сейчас ищешь повода глазеть на меня. А я не могу отказать, потому что ты командир.
– Это не т…
Это так, перебил усмехнувшийся мозг. Царевна права. Ты прячешься за завесой слов, подменяя смыслы. Ты хочешь смотреть. Тебе нравится смотреть. Ты наслаждаешься свалившейся властью, как сделал бы любой на твоем месте. Но разве ты – любой?!
– Прости, Марианна. – Мой голос снизился до неуклюжего повинного рокота. – Спасибо, что сказала мне это. Давно кто-то должен был сказать. Поставить на место. Спасибо за урок. Иди, ты свободна. И если вдруг я снова… не робей, говори, ладно?